И поэтому мне пришлось, крадучись, пробираться к телефону в крайне неподходящее, позднее время — нужно было позвонить Робину Карстоуну. Пока родители устраивались в свободной комнате (они отвели мне неделю на отпущение грехов), я спросила Робина, не выручит ли он меня и не согласится ли пойти со мной и моими родителями в театр. Больше я ни о чем его не предупредила.
Оглядываясь назад, я понимаю, что честность по-прежнему остается лучшей политикой. Потому что, скажи я тогда всю правду, ни одного из последующих событий не случилось бы.
Хотя, наверное, кальвинисты все же правы, и своей судьбы избежать невозможно. Я бы предпочла думать — для повышения собственной самооценки, — что здесь именно такой случай: не очень приятно осознавать, что только я сама несу полную ответственность за все, что произошло в дальнейшем.
Мы вчетвером отправились в театр «Олдуич» в отличном настроении. Родители снова были рядом со своей нормальной маленькой дочкой, мою мать впереди ожидала неделя наслаждения всеми прелестями Лондона. Я же была реабилитирована и с удовольствием дожидалась момента, чтобы придумать какой-нибудь замечательный способ мести бывшему мужу, — после того как закончатся все текущие неприятности. А Робин, минимально осведомленный о причинах своего приглашения в круг семьи, казалось, был просто счастлив играть роль моего официального гетеросексуального спутника.
Пьеса была неплохая. По крайней мере первая половина. Я хорошо помню, что мы говорили об этом в антракте, за бокалом вина, когда кто-то дотронулся до моего плеча и голос — странно знакомый и вызывающий во мне те же ощущения, что и урчащий мотор такси, — произнес мне в ухо:
— Привет, Герань. Как твои дела?
Ничто не сравнится с игрой актера. Я поняла это именно в тот момент. Актерами рождаются, а не становятся. Театральные институты никому не нужны. Талант или есть, или его нет. Кто-то сказал однажды, что существуют две школы актерского мастерства, британская и американская: в первом случае, если актер не испытывает необходимых чувств, он их просто имитирует, а во втором — стремится создать такую ситуацию в жизни, в которой сможет эти эмоции ощутить. В качестве примера тогда был приведен американский актер, игравший солдата с ранением в голову. Он понимал, что не может убедительно передать страдания своего героя, поэтому в течение всего периода съемок не снимал повязку: днем и ночью его голова была вся в бинтах, как и положено после ранения. К концу съемок члены съемочной группы даже начали приносить ему на площадку виноград и лимонад. Наверняка за эту роль он получил «Оскар».