Миу осеклась, сообразив, что ляпнула лишнее.
— Трясешься? Всего лишь от взгляда? — Ласково переспросил Старейший и расстроено скуксившись, запричитал. — Ай-яй-яй! Получается, за все эти годы недостойный Хаято не смог избавить свою внученьку от чувства страха!
— Дедушка… — Запротестовала Миу.
— Несчастный я, несчастный… — Сокрушался старик. — Недостойнейший из недостойных! Как смею я называться учителем и «держателем школы», если собственную кровиночку не могу возвести на вершины мастерства боевых искусств…
Миу досадливо кусала губы, ругая себя за несдержанность и глупость… Нашла, в чьем присутствии расслабиться!
— Сигурэ! — Скомандовал Старейший, Миу ощутила, как рука на плече чуть сжалась.
— Тут. — Из-за спины Миу вышла мастерица оружия.
— Прекращай балаган!
Сигурэ громко свистнула, поднесла к губам длинную тонкую трубочку, прицелилась… Миу заметила, как мастера, осыпающие Кенчи градом ударов, отпрыгнули в стороны, чтобы не загораживать его спинами. Сигурэ выдохнула. Отняла от губ трубку и свистнула еще раз. Мастера рванули прочь от Сирахамы. Но тот стоять на месте не стал — он тенью буквально приклеился к Кэнсэю, продолжая наносить удары. Старейший одобрительно прицокнул.
Прошло секунд пять, прежде чем движения Кенчи замедлились настолько, что Ма смог ударом двух ладоней — в грудь и живот — «отлепиться» от тени-прилипалы и тут же «догнать» ее ударом ноги, заставив ученика отлететь на несколько шагов назад и скрючиться на песке.
Рука с плеча исчезла, и Миу, уронив поднос, рванула к Кенчи.
— Молодежь… — Непонятно, то ли одобрила, то ли осудила, Сигурэ, рассматривая содержимое пойманного у самой земли подноса. — Алкоголики-тунеядцы…
На площадке что-то выговаривала мастерам Миу, хлопоча вокруг валяющегося Сирахамы. Если прислушаться, то можно было различить: «без закуски», «алкоголизм», «безответственно», «как маленькие» и «сухарики тоже».
Кэнсэй, прокашлявшись, грустно рассматривал свою ладонь. Ему через плечо озабоченно заглядывал Акисамэ.
* * *
Солнце садилось, прячась за куполами дворцов, обещая скорую вечернюю прохладу. Жизнь в огромном городе оживала. И, кажется, даже птицы стали петь громче.
Павлин с длинным разноцветным хвостом лениво двинулся вглубь внутреннего двора, в котором был разбит огромный сад. В большой беседке, закрытой со всех сторон полосами тончайшей прозрачной ткани, которую постоянно обрызгивал водой с помощью специального веничка немой мальчик-слуга, уже где-то час было прохладно. Прохладно достаточно для того, чтобы разомлевшие от жары женщины наконец-то почувствовали прилив сил. Тому способствовал и небольшой фонтанчик точно в середине беседки.