Анна убрала со стола.
— Постель вам, Иван Федорович, постлана в горнице.
Анна прятала глаза. Безуглый смотрел на нее не отрываясь.
Она побледнела, стремительно подошла к нему, взяла за голову. Ее руки сплелись у него на шее.
— Беленький ты мой!
Безуглый почувствовал, что под ним зыбко качнулись половицы. Лампа огненной дугой метнулась от стола к двери и потухла. Ветер захлопал окнами. Лунные зайчики заиграли на стеклах.
Над селом качался золотой ковш Большой Медведицы, расплескивая по небу искристое молоко. Молоко стыло длинными белыми дорогами.
В минуты тишины Безуглый слышал, как шумит у Анны кровь и колотится сердце. Сын сопел на полатях. За печкой шелестели тараканы. На стене тикали ходики. Ветерок шевелил в переднем углу бумажные цветы и дешевые портреты вождей.
Безуглый лежал на полу и смотрел через окно на небо. Голова у него была легкая, пустая, в ушах звенело. Он убеждал себя, что, наверное, звонят в кержацком скиту на Девичьем Плесе или кто-нибудь перекладывает в горах серебряные камни, или, может быть, золотой ковш задевает за звезды.
* * *
Безуглого разбудил стук в окно и окрик исполнителя.
— Антоновна, на сборню!
Он медленно вспомнил, что Анну по отчеству зовут Антоновной.
С крыльца прозвенел детский голос:
— Матери нету. Отес дома.
— Отес?..
Безуглый не расслышал всех слов удивленного исполнителя. Ребенок говорил громко, очень серьезно, даже с долей важности.
— Отес у меня — птиса большая…
Безуглый кое-как оделся и вышел. Исполнитель кричал под окном у соседей. На крыльце сидел белоголовый мальчик, большим ножом резал палку. Несколько мгновений Безуглый молчал. Он увидел себя семилетним ребенком.
— Здравствуй, птиса маленькая.
Безуглый взял ребенка на руки, поцеловал. Мальчик не улыбнулся.
— Меня Никитой кличут.
Отец, смеясь, поставил сына на землю. Сын вытер рукавом губы и снова принялся за палочку.
— Видишь, бичик лажу.
Никита готовился к бороньбе. Мать еще зимой сказала ему, что весной он будет бороноволоком.
Безуглый вернулся в дом и вышел оттуда с букварем и коробкой конфет в руках. Никита уронил нож и палочку. Цепкой белкой он вскарабкался на крышу, вложил два пальца в рот. Безуглый услышал резкий свист и радостные крики сына:
— Семша, Митьша, Петьша, отес конфетки привес, картинки…
Никита поскользнулся, уцепился свободной рукой за трубу и закричал во все горло:
— Многа-а-а!
Безуглого окликнул Помольцев:
— Здорово, командир!
Он подошел к крыльцу, усмехаясь, дергая огненный кустик своей бороденки.
Безуглый отвел глаза в сторону. Щеки у него побелели. Гневная дрожь тронула ноздри и губы.