— Нестерова, немедленно подойди ко мне!
Голос Анны Ивановны звучал как-то странно, и старожилы класса заподозрили неладное — с такими интонациями их обычно к доске не вызывали.
— Что это, Нестерова? — острый карандаш уперся в клеточку напротив Машиной фамилии.
Девочка посмотрела в журнал — сверху вниз тянулся ровный ряд выставленных за контрольную оценок, среди которых она сразу узнала свою «двойку». Впрочем, удивительным было не это: рядом с «парой» красовалась выставленная сегодняшним днем «пятерка»!
— Хотела бы я знать, когда ты успела получить хорошую оценку, Нестерова, и кто ее тебе поставил?
Маша потеряла дар речи. История выглядела глупо, наивно и совершенно по-детски. В ее возрасте никто бы уже не стал заниматься такими бестолковыми подделками, и эта выходка годилась разве что для бестолковых третьеклашек. Увеличенные стеклами очков глаза Анны Ивановны буравили Машу:
— Ну?
— Я не знаю, Анна Ивановна.
— Может быть, я тебе ее авансом выставила за отличные знания и безукоризненную честность? Или у вас в Москве принято самим себе ставить отличные оценки?
— Я этого не делала.
— И контрольную не списывала, — ехидно усмехнулась математичка.
— Я этого не делала, — упрямо, как партизан на допросе, повторила Маша.
— Тогда кто же? Тайный благодетель, заботящийся о твоей успеваемости?
— Я принесла журнал в начале перемены, и он все это время лежал в классе без присмотра. Наверное, кто-то просто неудачно пошутил.
Слезы накапливались в глазах сами собой, против воли Маши, сдерживавшей их изо всех сил. Анна Ивановна умолкла, продолжая буравить взглядом бессовестную ученицу и надеясь таким образом получить ее признание. В классе было неестественно тихо. Неожиданно над партой взметнулась девчоночья рука…
— Что такое, Озерова? Ты знаешь, кто это сделал?
— Нет, Анна Ивановна. Просто я хочу уточнить, что Нестерова сегодня дежурная, она всех из класса выпроводила, и никого кроме нее здесь не было.
— Все ясно. Садись Нестерова, но прежде принеси мне свой дневник. Завтра я хочу увидеть здесь твою маму.
Маша не пыталась спорить. Подстава была явной и очевидной, однако доказать свою невиновность девочка не могла. «Я как этот бродяга из леса, — подумала Маша, вернувшись за свою парту. — Меня обвиняют во всех преступлениях только потому, что я в их глазах уже стала неблагонадежной. Если Нестерова списала контрольную, она может и оценки в журнале подделывать, и школу взорвать, и учителей в заложники захватить… Но ведь это неправда, и я ни в чем не виновата!».
Школьный буфет находился на первом этаже, и когда звенел звонок на большую перемену, учащиеся старших классов лавиной скатывались с лестницы, спеша первыми добраться к пункту питания. Нельзя сказать, что ученики испытывали острейший приступ голода, но просто такой была неизвестно кем заведенная традиция, коей ребята следовали из года в год. Маша в общем столпотворении не участвовала. Она одной из последних спустилась по лестнице, задумчиво глядя под ноги. «Надо просто взять и поговорить с Валей. Подойти и прямо спросить, что она против меня имеет, и почему устроила против меня настоящую войну. Я ей ничего плохого не сделала, а она ведет себя так, будто мы кровные враги. Может, она моему росту завидует? Или мобильнику с фотокамерой?».