— Так ты дозналась, матушка?
— Нет, Григорий, я выяснила точно, что это сделал другой человек — не ты, а кто — узнаем через десять дней, — будет испытание чашей правды. Я знаю, что это не ты, но испытание придется пройти всем.
— Голова ты, Алевтина Александровна, свет мой, ой голова!
— Да не моя это идея… ты теперь ступай домой, и не подводи меня, из деревни ни шагу…
— Я теперь от тебя, матушка, и сам шагу не сделаю. — Он упал перед ней на колени и обнял её ноги. — Помнишь, как в детстве, пока тебя замуж не отдали…
Алькино сердце упало в пятки. Она дрожала от его прикосновений и не понимала — то ли он что-то чувствует к ней с детства, то ли так проявляет благодарность за участие в его судьбе, то ли это была невинная мужицкая искренность. Горячая волна желания поднималась откуда-то изнутри:
— Иди домой, Гриша, — она с трудом могла вымолвить эти слова, — иди, отдохни…
Он подхватил её на руки и закружил:
— Я приду по первому твоему зову, слышишь! — он осторожно опустил её на землю и зашагал широкими шагами в сторону своей избы. Алька смотрела ему вслед со смешанным чувством пылкого желания взрослой опытной женщины и детской влюбленности. Он был невероятно красив. И она хотела, чтобы он прикасался к ней, смотрел на нее…пусть это всего лишь виртуальная сказка — она хотела эту сказку. Словно услышав её, Григорий обернулся:
— Только позови, матушка, только позови!
Алька закрыла глаза и прислонилась к влажной прохладной стене амбара: сколько же ещё продлится её жизнь здесь — день, неделю, год — тут время идет по-другому. Из головы не шли слова Григория «я приду по первому твоему зову, матушка…», его взгляд, его статная широкоплечая фигура, удаляющаяся в вечерних сумерках, поворот головы… ах, как сладко ныло сердце. Что же её ждет? Кто знает…
* * *
Я проснулся, когда солнце было почти в зените, от шороха возле моей постели. Сквозь полузадернутые портьеры били солнечные лучи. Как странно — сколько я уже здесь? Неделю? Больше? Еще ни разу не было дождя. Анисим принес поднос с горячими блинчиками и чаем с медом — душистый запах липового меда сразу заполнил комнату.
— А не съездить ли вам, Данила Лексеич на вечернюю зорьку, на охоту. Я вон и ружьишко ваше почистил, и пороху у нас свежего полно.
— Твоя правда, — я вспомнил все, что читал об охоте того времени и смог разве что представить как вельможи с дамами в охотничьих костюмах разъезжали на лошадях, а вокруг них суетились ловчие, собаки…
— А что, Анисим, много ли народу с собой будем брать, — наивно спросил я. Анисим уставился на меня с удивлением: