— Нет, ну в тебя нельзя не влюбиться!
Маменька стояла за спиной и улыбалась.
— Подумать только, а ведь каких-нибудь двадцать лет назад я тоже была такой же красавицей.
— Смею предположить, маменька, ты была еще краше, вот только у тебя уже была пятилетняя я.
— Ну ничего, ничего, ты молодая вдова, с солидным приданым, бог даст и ты родишь нам внуков. Уж мы их с отцом избалуем…
— О! Нет! Только не это. После того, что мне пришлось пережить я и думать об этом не могу без содрогания.
— Ну, Юленька, второй раз всегда легче…
— Барыня, — вошедший лакей низко поклонился, — барин Илья Иванович Юсупов прибыли и ожидают…
— Бесстыдница ты, Юленька, заставляешь ждать такого кавалера! — она пробормотала в полголоса — Если б он тебя еще от этой твоей тюремно-медицинской блажи отговорил — цены б ему не было…
Они подъехали к особняку Семеновых, когда там уже вовсю гремела музыка. На улице было тепло, поэтому летняя веранда была превращена в танцевальный зал, а аллеи сада были уставлены скамейками и летними столиками для гостей. Юлия с маменькой присели перед Семеновым в реверансе и преподнесли драгоценный подарок — саблю с инкрустацией ручной работы, украшенную сапфирами и борзого щенка, — Семенов был знаток утиной и заячьей охоты. Просиявший именинник расцеловал обеих, тут же пригласив на открытие весенней охоты.
— Жаль, эх, жаль нету батюшки вашего, а что, не вернется ли он к тому времени?
— Нет, — Юлия горестно вздохнула, — дела продержат его в Тюмени до конца мая, а уж потом…
— Ну, ничего, ничего, мы с ним на осенней и зимней охоте нагоним упущенное, а пока… Надеюсь, что два его любимых сокровища не будут скучать в нашем обществе на открытии. Жду вас. Мои лучшие жеребцы к вашим услугам! Моя супруга завтра же отправит вам письменное приглашение.
Ароматы весеннего города, вечерние огни звезд, теплые ладони Ильи, шампанское, танцы, — у Юлии кружилась голова. Ей вдруг так захотелось, чтобы кто-то любил её, любил всем сердцем, чтобы сильные мужские руки прижимали её к себе, чтобы от любви и страсти горело все тело…
— Я тебя украду… — тихонько проскользнув через веранду в сад, а оттуда за ворота Илья поднял её на руки и усадил в карету, — не могу больше, с ума схожу от тебя. Ты моя! Моя, слышишь?
Она молчала, она только подставляла губы под его горячие поцелуи, таяла в его нежности. Он внес её на руках в свой дом и уложил на большую широкую кровать и лаской отвоевывал поцелуй за поцелуем. Она тонула в его глазах, слова любви, которые он шептал ей на ухо, были именно теми словами, которые она хотела слышать в этот момент, ей было так хорошо, как не было никогда и ни с кем. Истомин, муж, — никто не мог сравниться с ним в нежности и страсти. Она не любила — она пылала, так она чувствовала впервые за всю свою жизнь. Какая она была глупая, что не подпускала его к себе близко. Такого красивого, сильного, нежного, искреннего, изголодавшегося по любви и ласке и щедро одаривавшего её всеми этими сокровищами. Словно котенок, она свернулась клубочком рядом с ним — большим, сильным, теплым и уже почти родным, и заснула, заснула так крепко, что сначала даже не видела снов. Но потом вдруг не то сон, не то явь окутали её. Она брела по ночной улице и искала Истомина. Она помнила, что должна увидеть его и что-то ему сказать. Ветви деревьев цепляли её платье, ветер поднимал с земли сухие опавшие листья, дождь с градом били ей в лицо, но как умалишенная она шла сквозь бурю, надеясь разыскать Андрея. Она знала, что нужна ему. Внезапно, откуда-то из-за поворота вышел он. В длинном плаще и шляпе он прошел мимо, словно не замечая её. Она коснулась его руки, но он словно не почувствовал. Что это? Он не видит её! Он её не видит! Она что, привидение?