Васильев выжидающе смотрел на Деменева. Немая сцена вызывала у него ощущение, что он сделал что-то не так.
— Григорий Тимофеевич, ну помилуйте, по-другому было никак…
— Да нет, нет, Станислав Павлович, спасибо вам большое. Вот — он протянул свиток векселей Васильеву. — Благодарю вас от всего сердца.
— Честь имею, — тот, поклонившись, вышел из кабинета. Деменев смотрел на Илью.
— Как мы ей скажем?
— Не знаю…
— Не надо, — Юлия зашла в кабинет, — я все слышала…значит Кавказ?
— Юленька! — Илья опустился на колени перед ней и, обняв её, прижался щекой к её животу. — Юленька, это всего на пару месяцев. Я сразу по прибытии в расположение напишу прошение об отставке. Там сейчас спокойно. Там нет войны сейчас, понимаешь, это рядом, всего в двух днях пути в Долине Нарзанов.
— Пиши сейчас.
— Что…
— Прошение об отставке… пиши здесь и сейчас, мне будет спокойней …
— Юленька, я сделаю, как ты хочешь, только мне пора собираться.
Деменев стоял чернее тучи:
— Даже не знаю, помог я или навредил.
— Помогли, Григорий Тимофеевич, несомненно, помогли. Неужели, по-вашему, было бы лучше, если бы я сидел за решеткой. Кавказ — это рядом. Через пару месяцев я буду дома, — он обернулся к Юлии. — Я буду с тобой всегда. Ты ведь дождешься, не сбежишь к другому…
— Неудачная шутка, — Юлия горько усмехнулась. Пойдем, ты должен собраться…
Юлия глядела в звездную ночь с балкона. День был жаркий, жаркой была и ночь, она долго не могла уснуть. Она вспоминала губы и руки Ильи, его глаза, его поцелуи и ласки. Она так любила его жаркие объятия. Всего два часа назад он был здесь, простыня еще хранила следы его тела, а подушка его запах. Она вернулась в комнату и прижала его подушку к себе. Он помахал ей рукой на прощанье, его глаза…она не может забыть этот взгляд, полный любви, нежности и надежды. Она так и не сказала ему… так и не сказала, что любит… да что с ней! Опять это предательское ощущение чего-то нехорошего. Нет! Ничего не случится… она ждет от него ребенка, а на Кавказе теперь нет войны. Он просто в госпитале. Просто врач. Через пару месяцев он будет здесь. Все будет хорошо.
Она легла на кровать. Теплый ветер дул в окошко сквозь занавески. Сон чертил образы прошлого.
Колька наспех крепил багаж к саням.
— Успеть бы, барыня, успеть бы, говорят, они совсем взбесились. Уж полгорода в огне.
— Торопись, Колька, торопись, как можешь, кто бы мог подумать — в городе голодный бунт.
— Так ведь померзло все. Полгорода выгорело. Топить нечем. Каждый день одиноких стариков, замерзших насмерть, выносят на кладбище. Голод в городе.