Сказки старого Вильнюса III (Фрай) - страница 192

— Ну как это — не доищешься? — Тома почти всерьез возмущен. — Еще чего не хватало — кофе без огурца пить. Какой в нем тогда смысл?

— Никакого, — кивает Беата. — Но сон есть сон, там все всегда шиворот-навыворот, ты знаешь. И у меня такое ощущение, что я еще не проснулась окончательно. Поэтому все перепуталось, особенно простые факты, о которых никогда не задумываешься, потому что они и без наших раздумий есть и будут всегда, сами собой разумеются — небо над головой, земля под ногами, полуденная луна, обязательный огурец к кофе и все в таком роде.

— Значит, тебе снился страшный-страшный кошмар о зловещей реальности, несчастные обитатели которой вынуждены пить черный кофе без огурцов, — подытоживает Тома. — Наверное, это был сон про ад для еще не рожденных грешников. Бедная девочка.

И смеется так заразительно, что Беата тоже не может удержаться от улыбки, чего доброго, сейчас расхохочется, а это, будем честны, некстати. Рассмеяться — значит окончательно проснуться, в этом смысле рассмеяться даже хуже, чем сосредоточиться, вот в чем штука.

Поэтому надо держать себя в руках.

* * *

— Тем не менее это был очень хороший сон, — говорит Беата. — Не то чтобы там происходили какие-то особенные события. Они были вполне обычные, по крайней мере казались таковыми, пока я спала. Но это точно был сон про счастье. Просто счастье, и все. Беспричинное. Нет, не так! Не беспричинное. Счастье как норма. Как некоторый обязательный общий фундамент, как способность ходить или чувствовать ладонью цвет всякой поверхности, к которой прикоснешься, как, не знаю, наличие головы. Родился человеком, значит, у тебя есть голова, и ты счастлив, поехали дальше.

— Я знаю такие сны, — кивает Вера. — Я тоже иногда… Ох! Потом так не хочется окончательно просыпаться. Как же я тебя понимаю.

У Веры ярко-рыжие волосы и такие же вены, не голубоватые, а оранжевые, как будто вместо крови по ним течет апельсиновый сок. Нет, не так. К черту «как будто». Будем честны, густой ароматный оранжевый сок действительно течет по Вериным жилам, и вот прямо сейчас сочится из правого виска, тонкий ручей впадает в апельсиновую реку, узкую, бурную и ароматную, на ее берегу так сладко дышится, так уютно сидится, так привольно бездельничается в час пополудни с чашкой лазурного кофе без молока в холодных от счастья руках.

— Вот-вот, — вздыхает Беата. — Но будем честны, это уже случилось. Я уже проснулась, такие дела… Кстати, ты тоже была в этом сне. Только тебя там как-то иначе звали. И кажется, ты была мальчиком. Или нет? Ай, неважно. Главное, это была ты, я точно знаю.