Быть может, убив Хозяйку, он освободил ее душу от проклятья вечного заточения в хищной оболочке, и она вернулась?..
Лайнелл, не сходи с ума…ты не Влад. Элли не баронесса. На дворе ХХ век.
И чудес не бывает. Бывают психические расстройства на почве несчастной любви.
Браво. Вот он уже сам себе поставил диагноз…
Служитель музея, ведущий группу по лабиринтам комнат и переходов, вывел туристов в длинный коридор, стены которого покрывал алый шелк теплого и густого цвета, насыщенного, как кровь.
Здесь висели портреты.
Фамильная галерея.
— …бароны искали местные таланты и оказывали им покровительство…
Туристы разбрелись по помещению, лениво разглядывая — или делая вид, что разглядывая — приглянувшиеся портреты. Вежливый вялый интерес, не более того.
Но Фоулн знал, какую картину он ищет. Он искал, и надеялся, что не найдет…
Нашел.
Он застыл, потрясенный.
Самим фактом находки и сходством.
Боже мой, Элли… Повзрослевшая Элли.
Она!
Это уже не мистика, не сон, не призрачные грезы.
Это — портрет XIV века.
Ладно. И что это означает? Что он — воплощение Влада Радлоша?.. Хорошо, пусть так, допустим. Ну и что? Означает ли это, что Элли?..
Их встреча — судьба? Его поездка — знак свыше?..
Как понимать?..
Он пытливо смотрел на молодую женщину на портрете, словно требовал у нее ответа: через века, через жизни…
Квадратный высокий воротник за плечами, кружевной, тонкий и упругий, оттенял изящество гибкой шеи. И как задорно вскинула баронесса голову, сколько детского озорства и теплоты в шаловливых серых глазах…
Но — только в глазах.
Остальное — дворянское достоинство.
Мягкие волосы — он помнил, какие они роскошные! — убраны в строгую прическу, увитую холодом жемчуга, окаменевшим неистовством моря. Квадратный шелковый лиф и обнаженные плечи, манящие в своем недоступном великолепии, в своей безукоризненной чистоте.
Как слепящие алмазы на корсете.
Сама — драгоценность, влекущая и запретная.
В руках небрежно держит голубой веер.
Элли…
Нет, не Элли.
Не женщина из снов.
Не она.
В Элли и в баронессе — Лайнелл, глядя на эту картину, ощутил вдруг эту истину всем существом своим и похолодел — в них не было ничего человеческого. Холод. Бесспорное очаровывание.
Именно.
Очаровывание.
Здесь — очарование.
Нежное и игривое. Теплота.
Нужно было увидеть первоисточник, чтобы осознать разницу.
Живую баронессу.
Или портрет, написанный при ее жизни…
Быть может, Влад Радлош видел эту картину — и не мог простить баронессе измену этой теплоте в ее серых глазах…
Сможет ли теперь простить Лайнелл Фоулн ее отсутствие Элли?..
Последняя мысль заставила учителя застыть. Не думает же он, что…