Тора соглашается.
От корсета… нижней рубашки… перчаток, о которых райгрэ вспоминает в последнюю очередь. В перчатках к нему неприятно прикасаться, а Торе хочется.
И она поддается желанию.
Это из-за шампанского… оно легкое, но коварное.
На этот раз все иначе, чем днем. Райгрэ не спешит, он дразнит Тору и позволяет дразнить себя, и в этой игре на двоих она не выдерживает первой.
Уже не страшно. И не больно, но хорошо настолько, что Тора понимает — привыкать нельзя…
— Что не так, девочка моя? — Его дыхание выравнивается очень быстро.
Все так, но…
— Что будет со мной потом?
При других обстоятельствах Тора не решилась бы спрашивать, но сейчас как-то все стало иначе, пусть и ненадолго.
— Я о тебе позабочусь.
Макэйо тоже обещал. И, наверное, позаботился по-своему, дал шанс выжить.
А этот?
Выставит за дверь? Или подарит еще кому-нибудь? Например, тому, из театра… или не высшему, но кому-то из своих людей.
— Я не хочу врать, — большой палец райгрэ скользит вдоль позвоночника, — но женитьба на тебе исключена. Ты милая девочка и мне нравишься, но этого мало.
Тора понимает.
— С женитьбой вообще вопрос сложный… но через год или два, когда соберусь, тебе придется уехать. Разумеется, все мои подарки останутся при тебе, за исключением родовых драгоценностей. Я куплю тебе поместье. Подберем что-нибудь со стабильным доходом, чтобы ты не нуждалась. И присматривать буду.
Что ж, во всяком случае, ее не вышвырнут из дома.
А свое поместье… это почти свобода.
Всего-то через год. Или два. Это быстро, и Хильде понравилось бы.
— Если у тебя получится родить ребенка, я буду рад. Мальчик получит мое имя, домен и право наследования остального имущества, пусть и после законных детей. Или же, если других детей не будет, станет наследником. Девочку я обеспечу хорошим приданым. А ты будешь иметь уважение и статус, который полагается матери моего ребенка.
Наверное, это много, на большее рассчитывать смешно.
Но почему тогда Торе плакать хочется?
Определенно из-за шампанского.
Вейник кланялся ветру. Тонкие стебли выгибались под тяжестью пушистых соцветий, и сама равнина казалась седой. То тут, то там седину прорывали розовые пятна клевера, словно заплаты на старом платье. Я лежала, разглядывая небо, жевала травинку и ни о чем не думала.
Было просто хорошо.
Осталась позади деревня. И лес уже два дня как закончился, уступив место степным просторам, но в кои-то веки открытое пространство меня не пугало. Травы поднялись высоко, да и места нынешние были приятно безлюдны. Еда у нас имелась, пусть за прошедшие дни запас изрядно уменьшился: отсутствием аппетита Оден не страдал. А я не стремилась ограничивать его — возможности надо использовать.