— Хорошо. — Я пытаюсь понять, как именно мне следует вести себя, и Оден подсказывает:
— Не поддавайся.
Что ж, пусть так.
Я снимаю сапоги, бросаю на траву куртейку — в рубашке и босиком двигаться легче. Травы сами ложатся под ноги. Я умею играть в прятки. Надо закрыть глаза и вдохнуть полной грудью, позволяя полю подсказывать.
Скольжение на грани.
Я есть, существую на изломе светотени.
Рядом.
В тонких стеблях вейника, в седых пушистых колосьях его. В запахе клевера и люцерны. В тенях облаков. Оден тоже есть. Отблеском солнца, золотом ожившим.
И мы с полем слышим звук его сердца.
А он — чует наше приближение.
Подпускает близко, дразнясь, но все равно уходит в последний миг. Ветер вздыхает и, послушный, кружит, вьюжит в вихре цветочной пыльцы.
Не поддаваться — таково условие.
Оден принимает вызов. Быстрее. Смелее. Мы слышим друг друга, и… и я теряюсь среди ветра, солнца и поля. Ненадолго. На миг, который проскальзывает между ударами сердца.
А потом само сердце вдруг замирает. Кажется, лечу… падаю, кувыркаюсь, обдирая руки, царапая щеки сухой травой, задыхаясь от внезапной боли. Я не могу кричать.
— Эйо?!
Сердце все-таки стучит в каком-то неровном неправильном ритме, то запинаясь, то загоняя себя же.
Больно.
— Эйо!
Хочу ответить, но едва не захлебываюсь своей же слюной. Подтягиваю ноги к груди, может, хоть чуть-чуть легче станет. Дышать мучительно.
— Эйо!
Сама виновата… заигралась… подлезла под руку.
И что теперь?
Ребра наверняка или треснули, или сломаны, и хорошо если только этим и ограничится. Я кое-как мазнула ладонью по губам. Перед глазами плывет, но слюна вроде без крови. Уже хорошо. Значит, без осколков, рваных легких и внутреннего кровотечения.
Наверное.
Надо ответить…
Оден сам меня находит. Он — большая тень, которая встает между мной и солнцем.
— Эйо… — Оден опускается рядом и касается макушки.
— Жива.
Кажется. И при толике удачи живой останусь.
— Ребра вот… треснули.
Я пытаюсь пошевелить рукой, но получается с трудом.
— И ключица… похоже.
Хотелось его успокоить, а вышло наоборот. Оден дернулся, как от пощечины, и губу прокусил.
— Несчастный случай. — Разговаривать тяжело, и я замолкаю. Ненадолго.
Отдышаться и унять боль, насколько получится. Оден под руку не лезет, понимает, что может только хуже сделать.
Кое-как ощупываю себя. Ни рваных ран, ни торчащих костей, ни характерного хруста под пальцами. Жаль, что себя полечить не выйдет, хотя все равно пытаюсь сплести аркан, простейший, чтобы избавиться от боли, а он соскальзывает.
— Помоги подняться. Сумки… там травы.
И что-нибудь, чтобы ребра перевязать. На мне все быстро заживает. Пара-тройка дней и… мы потеряем еще пару-тройку дней… и если так, то путь придется срезать через Долину.