Наступил сентябрь, а с ним и отъезд в город.
В ясный свежий день, когда по небу быстро неслись рваные, пухлые облачка, усадил нас Аким Васильевич в тарантас, обложил кулечками и узелками всякой деревенской снедью и, махнув рукой, взошел на крыльцо.
Рыдван качнулся и с грохотом и скрипом выехал за околицу.
Орава дубковских псов высыпала за нами следом. Псинка была впереди всех. Она словно чуяла разлуку, была тиха и только время от времени вскакивала на подножку и смотрела на нас преданными, почеловечьи печальными глазами.
А мы, большие уже ребята, ревели навзрыд, уткнувшись в рукава маминой драповой кофты.
Понемножку песья орава отстала, и одна Псинка проводила нас верст за пять, до переправы.
Там она печально остановилась и, поджав хвост, долго смотрела вслед отходившему парому.
Река была поосеннему синяя, в ней отражались бегущие облачка, высоко на небе косым треугольником летели на юг журавли, и над рекой долго разносилось их далекое курлыканье…
До тех пор, пока они не потонули в беспредельной осенней сини.
* * *
Как всегда, приезд в город охватил нас массой новых впечатлений. Все нужно было осмотреть, проверить. Налаживалась постарому новая, зимняя жизнь.
И вскоре горечь разлуки с нашим лохматым другом потеряла свою первоначальную остроту.
Круто подошла зима. Навалила сугробы, сковала сине-зелеными льдами большое озеро за нашим домом, и начались веселые заботы.
Налаживали ледянки, чистили коньки. Одним словом, жизнь вступала во все свои права.
Помню, месяца через три после приезда проснулись мы с Галкой в своих постелях и принялись обсуждать порядок предстоящего дня, как вдруг в комнату вошла мама и, плотно прикрыв за собой дверь, весело сказала:
— А к вам гость. Да какой! Угадайте.
Мы перебрали всех своих приятелей и подружек, до мама все качала головой и посмеивалась.
В это время в коридоре что-то заскреблось, мягко навалилось на дверь, распахнуло ее, и лохматый живой шар, вкатившись в комнату, устремился нашим кроватям.
Детская огласилась знакомым заливчатым лаем.
— Псинка! — дико взвизгнула Галка и в одной рубашонке скатилась на пол.
Это действительно была Псинка.
Лохматая, взволнованная, немножко отощалая, она урчала, валилась на бок, раскорячив ноги, и, повизгивая от счастья, лизала нам руки.
— Псинка, собачушка! — захлебывалась от радости Галка.
— С кем она пришла, мама? С Михеем, да? — приставал я.
— Без всякого Михея, одна прибежала. И как только дорогу нашла — прямо удивительно! — отвечала мама, почесывая Псинку за ухом.
После этого первого прихода Псинка стала навещать нас через каждые две-три недели. Придет, поживет с недельку, отдохнет, отъестся с дороги и опять в путь, к месту службы.