Псинка (Дмитриева) - страница 9
Псинка ткнулась туда, сюда, обежала дом и двор и, заслышав мамин голос, стремглав кинулась в коровник.
Шаром подкатившись к маме, она несколько раз тревожно тявкнула и, ухватив ее за рукав, с силой рванула за собой.
Мама, сидевшая на низенькой скамеечке, потеряла равновесие, и молочное ведро с целым полдневным удоем опрокинулось на землю.
— Ах ты, Псинка поганая! — сердито крикнула мама, стараясь спасти хоть часть молока, но Псинка, как очумелая, лаяла и хватала ее то за юбку, то за рукав.
— Да что ты, сбесилась, что ли? — кричала мама, отбиваясь и ничего не понимая.
— Прочь, оглашенная! — накинулась на Псинку Анисья и подхватила с полу полено.
Псинка принуждена была отступить.
Снова обежав двор, она сунулась в огород и, увидав там Акима Васильевича, с громким лаем бросилась к нему.
— Что ты, дурная? — удивился дед.
Псинка бегала вокруг него, лаяла и заглядывала ему в глаза.
— Да что с тобой? Что ты, ошалела, что ли? — недоумевал Аким Васильевич.
А Псинка надрывалась лаем, скакала ему на грудь и всем существом своим выражала тревогу и волнение.
Дед все не понимал.
Тогда Псинка стремглав бросилась в дом и через минуту показалась на террасе, волоча что-то в зубах.
Подбежав к Акиму Васильевичу, она положила перед ним на землю мой сапог и, усевшись, громко, зазывно залаяла.
— Э… Да тут что-то не ладно, — вдруг забеспокоился дед. — Сережкин сапог! Это неспроста, почуяла что-то Псинка.
И, подобрав сапог, дед заторопился во двор.
Обрадованная Псинка кинулась вперед, лая и поминутно оглядываясь.
Во дворе Аким Васильевич окликнул маму. Та всполошилась, вспомнив, что я пропадал с самого утра, и все они, прихватив дядю Михея, побежали за Псинкой, несшейся впереди, прямо по направлению к роще.
Через четверть часа Псинка привела их к месту моих злоключений и с громким лаем ткнулась холодной мордой в мое измазанное землей и опухшее от слез лицо.
Вечером, после того как мне вправили вывихнутое плечо и ногу, я лежал в постели, и мама поила меня чаем с ложечки.
— Как маленького, — хохотала Галка, тиская в объятиях сиявшую от удовольствия Псинку.
А Аким Васильевич, ласково почесывая Псинкин живот кончиком сапога, по своему обыкновению, ворчал.
— А вы говорите — дворняжка! Да я вот этой самой дворняжки на всех ваших драгоценных псов не променяю. Порода! Порода — вот что! — презрительно сплевывал он в сторону и пускал в (воздух сизые колечки табачного дыма.
Приближалась осень.
Рожь сжали, и голые поля рыжей щетиной раскинулись вокруг Дубков.
Давно уж отошли белые грибы, кончились и рыжики с груздями. За ними на короткую недельку высыпали спорые опенки, унизав пни и полянки круглыми, в коричневых крапинках, шишечками, и сгинули так же неожиданно, как и появились.