У нее не хватило больше слов, и она села на свое место, закрыв лицо руками.
— Плакса! Тоже охотница! — проворчал Сережка. — О чем ревет, и сама не знает.
— Оставь ее, — шепотом сказала Стеша, — ты разве можешь понять? Ты лошадей только жалеешь!
— Это хорошо! Это очень хорошее слово, товарищи комсомольцы! — взволнованно сказал Павлов. — Настоящее комсомольское слово. Ну, и до свидания, товарищи!
Он решительно пошел к дверям, поскрипывая ботинками и приподняв в приветствии правую руку.
Когда дверь за ним закрылась, Сережка бросился на середину класса, легко опрокинулся на руки и, подняв кверху длинные ноги, пошел на руках. За ним то же проделал Миша. А Саша крикнул на весь класс:
— Ну как, ребята, выгорит?
— Выгорит! Выгорит!
Вечером Павлов направился к директору. Не торопясь он прошел длинный пустой коридор, поднялся по лестнице, постоял на площадке у окна. Его не покидали мысли, которые последние годы часто приходили в голову, а в Погорюе приобрели особую остроту. Он приглядывался к сельской молодежи и с удовлетворением видел физически и духовно здоровых юношей и девушек, простых, непосредственных, увлеченных жизнью со всеми ее сложностями. Он представил себе Сашу Коновалова в разбитых сапогах и поношенных брюках, курносую Омегу, лишенную кокетства, с гладко зачесанными волосами, эффектную Икс в скромном платье и простых чулках. Видно было, что эту молодежь в первую очередь интересовала не внешность и не одежда. Они с малых лет приобщались к самому главному в жизни — к труду. И труд в их понятии был основой всего. В нем видели они красоту, силу, будущее. С этой меркой подходили они и к внешнему облику человека.
В кабинете было полутемно. Неяркий свет настольной лампы, приглушенный абажуром, освещал часть стола с аккуратными стопками тетрадей и книг. За столом, подперев ладонью щеку, сидела Нина Александровна. В полумраке на кожаном черном диване, откинувшись на его спинку, скрестив полные ноги, удобно полулежала Алевтина Илларионовна. Разговор у них шел вполголоса.
Заслышав быстрые шаги в коридоре, женщины встрепенулись. Нина Александровна положила руки на стол, выпрямилась. Алевтина Илларионовна соскользнула на край дивана, опустила на пол ноги и натянула на колени короткое коричневое платье.
Павлов постучал в дверь и, получив разрешение, вошел.
— Извините, что задержал вас, — сказал он, подвигая стул и усаживаясь.
— Ничего, ничего! — поспешно ответила Нина Александровна. — Ну что, убедили вас десятиклассники?
— Кое в чем.
— В чем же? — тревожно осведомилась Алевтина Илларионовна.