— Ты слышал, какое несчастье у нас случилось? — продолжал Сережка. — Я сейчас иду в больницу. Будут вырезать лоскут кожи, говорят, иначе его не спасти.
— Эй, Ласкин, чего остановился? — крикнул кто-то из Колиных товарищей.
Не сказав ни слова, Коля повернулся и вошел во двор МТС. Казалось, он ничем не обеспокоен, но на самом деле все время, пока он шел от ворот до развалин сгоревшей мастерской, в его ушах звучали слова, небрежно сказанные Сережкой: «Будут вырезать лоскут кожи… иначе его не спасти».
Коля Ласкин искренне жалел Сашу. Находясь в колонии, он часто вспоминал, какое горячее участие принимал Саша в его судьбе. И ему захотелось отплатить Саше тем же.
Он стал просить, чтобы его на часок отпустили с работы позвонить по телефону начальнику. Его отпустили. Он рассказал начальнику о своем желании. Начальник разрешил ему пойти в больницу и дать кожу для Саши Коновалова.
Несколько дней вместе с Сережкой Коля пробыл в больнице. Издали они видели Сашу, слышали разговоры о нем больных и медицинских работников.
В день Сашиных похорон Коля еще не работал. После операции болела рука, на которой была вырезана полоска кожи, нельзя было делать резких движений.
Ему очень хотелось быть на похоронах Саши. Он мог пойти к начальнику, рассказать ему о своем желании, и тот отпустил бы его. Но Коля не понимал этого. Ко всем взрослым он относился с неприязнью и недоверием. Он привык не просить, не доверять, а обманывать и делать по-своему.
Он собрался удрать, но все вышло неудачно. Его поймали и больше часа продержали взаперти, и в те часы, когда по улицам Погорюя медленно двигалась похоронная процессия, Коля Ласкин стоял в кабинете начальника и объяснял свое поведение.
У начальника были длинные вьющиеся волосы, которые покрывала мятая фетровая шляпа с загнутыми спереди полями. Если бы к ней прикрепить перо, ее можно было бы спутать с теми шляпами, какие носили мушкетеры. На худощавом, смелом и мужественном лице начальника горели небольшие карие глаза. Лихо закрученные усы, нос с горбинкой и тонкими раздувающимися ноздрями довершали сходство начальника с д’Артаньяном.
Он стоял перед Колей Ласкиным в сапогах с голенищами, спущенными вниз гармошкой, в куртке, наброшенной на плечи.
— Ну-с, Ласкин, — гневно говорил он густым басом, — в далекий путь собрался? А? — Он не ожидал честного ответа на свой вопрос и поэтому был озадачен Колиными словами.
— На похороны собрался. Товарищ помер. Отпустите. Вернусь, как скажете! — И он вдруг упал на колени.
Тот замахал руками:
— Да что я тебе, образ божьей матери или апостола Павла?! Встань сейчас же! Расскажи толком, что случилось.