Жизнь зовет. Честное комсомольское (Кузнецова) - страница 94

Конь действительно был на диво. Сказочный сивка-бурка! Гордо подняв голову с черной гривой, нетерпеливо поглядывая на мальчиков огненными глазами, Ураган перебирал тонкими, с белыми отметинами ногами и, будто давая любоваться собой, с тихим ржанием повертывался то могучей грудью, то стройным лоснящимся боком цвета вороньего крыла.

— Ураган! Ураганчик! — восторженно твердил Сережка.

Саша с изумлением смотрел на товарища.

В школе считали, что Сережка лентяй, лежебока и плохой ученик, ничем не интересуется, а оказывается, он вот какой!

— Степану помогаешь? — спросил Саша.

— Помогаю. Ураган на моих руках…

Сережка отодвинул деревянный засов, вошел в конюшню.

— Ты не входи, — небрежно сказал он, — еще лягнет.

Саша остался за решеткой и попытался протянуть руку через решетку и дотронуться до гордых и топких трепещущих ноздрей Урагана. Но конь взмахнул головой и не принял Сашиной ласки.

Зато, как только подошел Сережка, конь спокойно положил голову на его плечо.

— Вот школу кончу — и сюда, уже договорился, — не шевелясь, сказал Сережка.

Ураган поднял голову, как бы считая, что достаточно наградил мальчика своим вниманием.

Сережка достал из кармана кусок сахара и на ладони протянул Урагану, Тот осторожно забрал сахар губами.

Сережка, провожая Сашу за деревню, нарочно свернул окольными путями к поляне, где пасся Степанов табун. Там его и оставил Саша. На Сережку он возлагал теперь большие надежды. Характером тот обладал настойчивым, к ребятам подход имел — ему и Ласкину сговориться друг с другом было вполне возможно.

Немало слез пролила Стеша с тех пор, как Людмила Николаевна запретила Саше бывать у них. Можно было, конечно, протестовать, поговорить с отцом, который обо всем этом не знал, но Стеша молчала, стесняясь открыть отцу свои чувства.

Она видела, как оскорбил Сашу этот поступок Людмилы Николаевны, и ей казалось, что, будь Саша другим, он мог бы возненавидеть ее, Стешу. Чтобы как-то утешить его и выразить ему свое сочувствие и горе, она несколько раз писала ему записки. Писала и рвала: «Я люблю тебя, Саша, люблю больше всего на свете и не хочу скрывать этого от тебя. Думай что хочешь, Я сама удивляюсь своей смелости…»

Эти слова так и остались в душе Стеши, до Саши они не дошли…

Прошла неделя, другая. Они здоровались, смотрели друг на друга красноречиво, с ожиданием, и оба со страхом думали, что их дружба, крепнущая с годами, вот-вот рухнет. Как прекрасное прошлое, вспоминались им вечера в крошечной Стешиной комнате, чтение вслух книг, споры за учебниками истории, разбор задач, которые Саша решал молниеносно, а Стеша с трудом и только с его помощью…