— Дайте мне обнять моего сына, — хрипло попросил старик.
Йона не мог выпустить ногу Флоры — чтобы спасти ей жизнь, он должен был сидеть рядом с ней.
Когда старик проходил мимо, Йона ощутил запах бензина и увидел, что плащ старика насквозь мокрый. Видимо, он заранее вымочил одежду в бензине; сейчас в руках у него был коробок спичек. Мужчина двигался скорбно-медлительно.
— Не делайте этого! — крикнул комиссар.
Даниель уставился на отца, пытаясь отползти; он рванулся, стараясь вытащить руку из наручников.
Старик смотрел, как извивается Даниель. Потом дрожащими пальцами выбрал спичку, закрыл коробок и поднес спичку к ребру коробка.
— Она врет! — заныл Даниель.
Отец едва успел чиркнуть спичкой, как тут же вспыхнул неровным пламенем. Его словно замкнуло в шар голубого огня. В лицо Йоне пахнуло жаром. Горящий старик пошатнулся, склонился над сыном и обнял его огненными руками. Старик крепко держал Грима. Даниель пытался вырваться, но в конце концов затих. Обоих охватило стреляющее искрами пламя. Огонь взметнулся вверх; рядом словно захлопали на ветру флаги. Столб черного дыма и хлопья сажи поднялись в небо.
Когда огонь позади просторного сарая потушили, на земле остались только два обуглившихся трупа. Черные кости, переплетенные, тлеющие.
Когда машина «скорой помощи» увозила Флору, на площадку перед усадьбой вышла старуха. Хозяйка Ронне замерла, словно вмерзла в землю за секунду до того, как испытать боль.
Йона возвращался в Стокгольм; по радио передавали литературные чтения, но комиссар снова думал о молотке и камне — орудиях убийства, которые так озадачили его. Теперь все встало на свои места. Элисабет убили не потому, что убийца хотел добраться до ее ключей. У Даниеля были свои ключи от изолятора. Элисабет увидела его. Он стал преследовать жену и убил, потому что она оказалась свидетельницей первого убийства, а вовсе не из-за ключей.
Дождь, тяжелый, как стеклянные шарики, забарабанил в лобовое окно и по крыше. Сквозь капли светило вечернее солнце, от асфальта поднимался белый пар.
Вероятно, Даниель обычно пробирался к Миранде, когда Элисабет засыпала, приняв свои таблетки. Он делал что хотел — у девочки не было выбора. Она раздевалась и сидела на стуле с одеялом на плечах, чтобы не замерзнуть. Но в ту ночь что-то пошло не так.
Может быть, Миранда сказала, что беременна, может быть, Даниель нашел в туалете тест на беременность.
Но его охватила паника — его давняя паника.
Даниель не знал, куда метнуться, он чувствовал себя затравленным, его словно взяли за горло. Он надел сапоги, которые всегда стояли в прихожей, вышел, отыскал во дворе камень, вернулся, потребовал, чтобы девочка закрыла глаза, и нанес удар.