Девочка помотала головой.
— А вот обезьянка с длинными лапами, — пошутил он.
Он взял ее на руки, ощутил сопротивление маленького тела, понял, что смеется она против воли, почувствовала, что что-то не так. Девочка стала брыкаться, желая, чтобы ее поставили на землю, но Йона только прижал ее к себе — лишь на мгновение, чтобы ощутить запах ее шейки.
— Дурак! — крикнула она.
— Люми, — прошептал он ей в щеку, — никогда не забывай, что я люблю тебя больше всего на свете.
— Идем, — позвала Сумма.
Йона поставил дочь на землю и попытался улыбнуться ей, хотел погладить ее по щеке, но не смог. Тело его словно стало стеклянным, раскололось и так и не срослось снова. Сумма смотрела на него с испуганным застывшим лицом; потом она взяла Люми за руку и потащила за собой.
Поезда ждали в молчании. Говорить больше было не о чем. Пух одуванчиков медленно летал над путями.
* * *
Йона помнил горелый запах тормозов, который висел в воздухе, хотя поезд уже отошел от перрона. Как во сне, он стоял и смотрел на бледное личико дочери за стеклом — она несмело махала ему рукой. Рядом с ней черной тенью застыла Сумма. Не дожидаясь, когда поезд скроется за поворотом, ведущим вниз, к гавани, Йона повернулся и пошел к машине.
Четырнадцать миль он гнал машину, ни о чем не думая. В голове стояла гудящая пустота и опасная рассеянность.
Никаких воспоминаний.
Наконец он оказался у цели.
В темноте фары его машины освещали тяжелые черные силуэты из металла. Комиссар свернул в большую промышленную зону в Лудвике, к пустынному порту и теплоэлектростанции. Там, между двумя горами опилок, уже стоял большой серый автомобиль. Йона остановился возле серой машины. Он вдруг почувствовал странное спокойствие. Такое спокойствие, что какая-то часть внутри его поняла, что оно — форма шока.
Комиссар вылез и огляделся. Нолен ждал в ночной темноте у своей машины. На нем был белый спортивный костюм, лицо сосредоточенное, на плечах потертая куртка.
— Ну что? Увез? — спросил он тем резким голосом, какой появлялся у него, когда он сильно нервничал.
— Увез, — коротко подтвердил Йона.
Нолен дважды кивнул. Очки в белой оправе холодно блеснули в слабом свете далекого уличного фонаря.
— Ты не оставил мне выбора, — угрюмо сказал он.
— Это правда, — согласился Йона. — У тебя нет выбора.
— Нас обоих выкинут с работы. — Лицо Нолена ничего не выражало.
— Выкинут — значит выкинут.
Оба двинулись вокруг машины.
— Две штуки. Я среагировал, как только они поступили.
— Отлично.
— Две штуки, — едва слышно повторил Нолен.
Йона вспомнил, как пару дней назад он проснулся рядом с женой и дочерью оттого, что в кармане висевшей в прихожей куртки зажужжал мобильный телефон.