В первые дни войны еще не существовало боснийской армии. В некоторых деревнях люди организовывались своими силами. Движение моджахедов не приобрело особого размаха, в лучшем случае действовали небольшие бригады. Наша группа состояла из трех отрядов. Но обычно мы действовали командами или, как в моем случае, поодиночке.
Мы мало контактировали с местным населением, жившим в окрестностях Цазина. В основном это были крестьяне, а наши дома, принадлежавшие раньше сербам, находились в отдалении от их поселков. Похоже, они радовались нашему присутствию. Кто еще мог их защитить? Но мне кажется, они даже не знали толком, как мы выглядим. Иногда их дети заглядывали к нам в окна, словно ожидая увидеть там драконов. Я не говорил на языке местного населения и моджахедов. Поэтому большую часть времени проводил с Рашидом.
— Я слышал об Оклахоме, — сказал он. — И о Канзасе. Они находятся в центре Америки.
— Да, — ответил я. — В самом центре. А что ты слышал о них?
— Там много мусульман.
— Ты шутишь?
— Это правда. В Оклахома-Сити.
— С чего ты взял?
— Факсы. Я получал оттуда много факсов.
— Ты издеваешься.
— Они создали там умму. Общество верующих.
— Только не обижайся, Рашид, но им придется столкнуться с серьезной проблемой. Если американцам что-то и нужно, то это точно не ислам. Стоит произнести это слово, и окружающие сразу начинают вспоминать об «арабских террористах» или «черных мусульманах».
— И о правосудии.
— Никто не видит связи между исламом и правосудием. Во всяком случае, ни один белый.
Рашид процитировал на арабском фрагмент из Корана, затем перевел.
— Они отрицают правду, когда она простирается к ним, но скоро они познают истину.
— Это случится нескоро. Поверь мне. На данный момент у них есть новый, осовремененный Иисус. — Я представил себе, как Дэйв стучит Библией по кафедре в церкви Христа Спасителя.
— Осовремененный? Каким образом?
— Со светлыми волосами и голубыми глазами.
— Но ты же мусульманин. — Рашид поглядел в мои голубые глаза.
— Тебе нужно поговорить с мужем моей сестры, Рашид. Он, помимо всего, еще и христианский проповедник.
— Проповедник?
— Он проповедует ненависть. К черным. К евреям. К мусульманам. Стоит только заговорить о них, как он начинает заводиться.
Рашид задумался.
— Ненависть — сильное чувство.
Я не стал спорить. Я пытался объяснить Рашиду, какой подонок Дэйв, дурак и псих и как дурно обращается с Селмой. Затем мы стали говорить о братьях и сестрах, о больших семьях и о маленьких. Рашид рассказал, что среди своих знакомых только он был единственным ребенком в семье, а я — о том, как Селма почти заменила мне мать. Мы больше не возвращались к теме ненависти. Но потом я много размышлял об этом.