— Короче, эта, мой парень вербанул одного злодея ну, у которого автомат был… Вареник кликуха! — сходу продолжил телефонный разговор хозяин кабинета.
Он по-прежнему косноязычен и имеет манеры пьяного человека, но он не пьян. Кстати, он вообще не пьет, может, поэтому и компенсирует такой явный в милицейской среде недостаток (белая ворона, да и только!) столь специфической речью и манерами. Хотя, конечно, нет — просто так сошлось. Да и с жуликами легче в контакт входить — они все так коряво «ботают»…
— Он, эта, наркоша… Получил дозу и сдул про вашего Сочного. Чего-то темнил тот, про какого-то мента «набой» давал. Короче, мента посадить хочет, врубаешься? Мрак, короче! Вы там дорогу им перешли или как?
— Хороший чай, — сказал Лис.
— «Золотой дракон». Дорогой, зараза! У меня дедушка в НКВД служил. Тогда госбезопасность и милиция были единым ведомством, никакой тебе вражды, никаких подстав. А в едином кулаке и силы больше, не так, скажешь?
Лис гнал от себя мысли о политике, а тут еще кругом такие разговоры. Но он не повелся.
— Ты, кстати, не забудь у меня раков забрать. Коробка в багажнике.
Косых оживился.
— Да я прям сейчас пошлю бойца! Вареные?
— Сварить не успел. Живые.
Майор озабоченно почесал в затылке.
— Дело непростое… Привычки-то нет…
— А где он?
— Кто? Боец? Щас кликну…
— Да нет, фигурант ваш…
— А-а-а. На больничке.
— Мне с ним потолковать надо… Только чтобы толк был…
— Да сделаем! — беззаботно отозвался Косых. — Василь Борисыч, там начальник — отличный мужик! Мы с ним охотимся иногда. Кабан, олень. Наш человек, короче! Я ему звякну…
Косых все делал быстро и продуманно. За несколько минут он договорился с неведомым Василием Борисовичем, послал лейтенанта Леонтьева — коренастого малого с добродушным, в веснушках лицом, похожего на крепкий подосиновик с ярко-рыжей шляпкой, — перегрузить раков в свою машину, и выделил Лису для сопровождения капитана Овсеенко — шустрого, быстрого в движениях мужчину с аккуратно зачесанными на пробор жгуче-черными волосами. Чем-то он был похож на цыгана.
— Капитан там трохи знает ходы-выходы, — многозначительно заметил замнач УР. — Зять самого завхоза! И как Вареника разговорить, он знает…
И, повернувшись к оперу, спросил:
— Ты взял, что надо?
Тот кивнул.
— Только осторожно! Знаешь ведь, если залетишь — в Контору, или УСБ, сам за сбыт пойдешь!
— Да знаю…
«Больничка» — это не больница. Это тюрьма. Высокий глухой забор, колючая проволока поверху, вышки с охраной… Основной контингент — туберкулезники, есть сифилитики, СПИДоносцы, есть раненые и покалеченные. Есть и те, кто специально учинил членовредительство: всадил заточку в правый бок, в особую точку, за которой нет никаких важных органов, или наглотался костяшек домино, или заделал еще какую-нибудь «мастырку», чтобы попасть сюда, хоть на время. Потому что здесь у каждого имеется своя кровать — с пружинной сеткой, с нормальным, не сбившимся и продавленным матрацем, с чистым белым бельем, с более-менее человеческим питанием, а самое главное — без опостылевшей тесноты и удушливой духоты общей камеры, без злых сокамерников, превращающих и без того несладкую жизнь в ад, без изнуряющего режима — лежи себе целыми днями, отдыхай, жди: может, там все к лучшему повернется… Это тюрьма. Ад. Но не последний круг, а первый или второй. Потому и называют ее ласково: больничкой.