— Что ж ты споткнулся?.. Можешь убить меня? — насмешливо спросил Мейнеш. — Что ж… — При этих словах на ящик, служивший столом, выразительно лег пудовый кулак Мейнеша.
Не обращая внимания на злобный взгляд, который бросил на него Витема, Мейнеш спокойно закурил. Витема умоляюще воздел руки.
— Это невозможно выдержать без противогаза! — капризно проговорил он.
Мейнеш усмехнулся:
— Ты же имеешь дело с грузчиком, Генрих.
Витема досадливо отмахнулся от облака едкого дыма. Его взгляд остановился на трубке боцмана: это была все та же маленькая носогрейка с прогоревшим донышком, заделанным старинной монетой.
— Ты нашел свою старую трубку, Юстус? — с любопытством спросил он.
Мейнеш поглядел на трубку так, словно видел ее в первый раз, и, не отвечая на вопрос, рассмеялся. Словно забыв о заданном ему вопросе, он сказал:
— Можешь считать меня сумасшедшим, Генрих, но, честное слово: не верю я тому, что с Житковым удастся покончить.
— С «Марии-Глории» ему не уйти…
— Ты уже не раз был так же уверен в этом, а между тем…
* * *
В то время как происходила эта беседа, в больнице, расположенной на одной из тихих улочек портового городка, два врача следили за тем, как медленно возвращается сознание к тому, кого санитар принял за покойника, — к Найденову. Врачи констатировали глубокий обморок от сильной дозы какого-то одурманивающего вещества.
Найденов мог бы рассказать врачам, что однажды он уже испытал нечто подобное в Берлине, на Эрдман-штрассе. Но у него не было ни желания, ни сил разговаривать. Он старался вспомнить, что произошло с ним несколько часов назад. Постепенно появляясь из тумана беспамятства, одно за другим всплывали обстоятельства происшествия: вот он свернул в темный проулок между пакгаузами, вот внезапно, не успев сделать ни малейшего движения, почувствовал себя сжатым в таких объятиях, что все его кости затрещали. На рот легла влажная тряпка с каким-то ароматическим веществом, мозг помутился. Больше он ничего не помнил…
…Наутро Найденов был отпущен из больницы. Он брел, не без труда передвигая ноги. Морозный воздух действовал отрезвляюще. Дома ожидала зашифрованная радиограмма с «Марии-Глории»: «Ухо молчит. Дознайся у Майлса о свойствах снаряда».
Найденов устало побрел обратно в больницу. На правах старого знакомого он угостил санитара папиросой и сказал, что забыл в палате записную книжку. Санитар разрешил пройти на второй этаж.
Очутившись в коридоре, куда выходили двери отдельных палат, Найденов быстро огляделся и юркнул в палату Майлса. Штурман спал, накрывшись с головой. Найденов не долго колебался — бесшумно отпер лежавший на стуле чемодан и приподнял крышку. Чемодан оказался пустым. Взгляд остановился на одежде Майлса, аккуратно развешанной на стене. Найденов быстро ощупал карманы пижамы, брюк, кителя и… невольно оглянулся на спящего. Тот продолжал лежать лицом к стене.