Шаман немного помолчал, но потом всё же стал доедать уже совершенно остывший кусок запечённого мяса. Следуя его примеру, к окороку потянулись другие охотники, отрезая ломоть за ломтём, пока снаружи не осталось только розовое с тонкими прожилками, ещё сырое мясо. Пламя заметно осело, и Лёгкий Ветер перевязал яство, опустив его пониже к жару. Тигриный Волк, слегка подкрепившись, подсел ближе к огню, выкатил к себе из очага погасший уголёк, нарисовал им на отломанной костяной пластине четырёхугольник, наметил точки под углами, затем не спеша изобразил нечто, похожее на оскаленную пасть.
— Ты не вешаешь клыки на ожерелье? — спросил Лёгкий Ветер, уже почти полностью просверливший отверстие в первом из своих.
— Нет, — покачал головой юный охотник. — Я хочу сделать из них подарок.
Охотники примолкли, снова глядя на Храброго Рыка. Тот пригладил голову, повернулся к Белому Камню:
— Куда утром пойдём?
Тот почесал в затылке и сказал:
— Завтра бы нужно искать волчицу. Слишком опасная соседка.
— Завтра нужно возвращаться в стойбище, — покачал головой шаман. — Небо ясное, грядут морозные дни. Пора радовать Праматерь.
Белый Камень поморщился от такого известия, но спорить не стал, кивнул:
— Коли так, возвращаемся.
Чем хорош чум, так это тем, что мгновенно согревается, едва только в нём загорается огонь. Чем он плох — так же мгновенно выстывает, стоит очагу погаснуть. Если ночью и спасает — то только от ветра. Однако, собравшись все вместе, охотники могли себе позволить меняться всю ночь по очереди, следя за огнём и время от времени выходя наружу, на хрусткий снег, чтобы отпугнуть от своей добычи незваных гостей. Впрочем, холод на улице стоял такой, что всё зверьё лесное предпочитало сидеть голодным в норках, но не отмораживать себе уши и лапы под мёртвенным звёздным светом.
На рассвете дети Бобра споро свернули стоянку, благо дело привычное и несложное: в одну широкую лыковую волокушу поверх матов покидали окаменевшее на холоде мясо, прикрыв затвердевшими шкурами, в другую, скрутив, кинули лосиный полог, стянув его с чума. Развязывать остов из жердей никто не стал: зачем, что с ним в лесу случится? Уходя из стойбища на охоту, дети Мудрого Бобра всегда останавливались в одних и тех же привычных местах. Таких дальних стоянок было всего шесть, и на каждой имелся каркас из связанных слег над обложенным камнями очагом. С места на место мужчины возили только шкуру.
Осталось закинуть за плечи мешки, разобрать копья и гарпуны — и не успело солнце толком подняться над деревьями, а путники уже шли к родному селению, по двое, по очереди, тяня за собой по снегу широкие и вместительные «снежные лодки».