В Китайском зале царствовали кружева и кринолин. Шорох драгоценных тканей и едва слышных разговоров. Десяток фрейлин и камер-дам царицы своими пышными юбками занимали почти все немаленькое пространство. Поставщицы придворных сплетен и личные шпионки императрицы проводили меня ничего не значащими улыбками, от которых тем не менее встали волоски на спине. Эти дамы опасны. Как проверенный яд в перстне, как стилет в рукаве или как приговор палача…
И наконец, Зеркальный, или, как его называла сама Екатерина Великая – Серебряный, кабинет. Огромные холодные пространства зеркал, искажающие, искривляющие пространство небольшого помещения. Мебель темного дерева, со слоновой или моржовой кости вставками. Глубокие, обитые серо-голубым атласом удобные кресла. Пестрая собачонка на расшитой подушечке.
Едва я вошел, плечистый лакей захлопнул за моей спиной дверь, в стиле всего кабинета украшенную изнутри зеркалом. Мои отражения немедленно размножились, вытянулись в глубину равнодушных стекол все уменьшающимися подобиями.
– Позвольте представить вам, ваше величество, этого достойного юношу. Герман Густавович Лерхе. Действительный статский советник, начальник Томской губернии. – Я едва разглядел в пестроте отражений великую княгиню Елену Павловну и искренне обрадовался, услышав ее голос.
– Я наслышана о вас, сударь. – Маленькая ростом императрица, когда сидела, и вовсе терялась в чрезмерно великом для нее кресле. – Идите же сюда, ближе.
Марии Александровне было явно нелегко выговаривать слова русского языка, так и не ставшего для нее родным. После первых же звуков моего ответа на немецком я успел заметить одобрительную улыбку великой княгини.
– Здравствуйте, ваше императорское величество. – Позвоночник привычно согнулся в поклоне. Жаль только, это гимнастическое упражнение не добавило мыслей в пустую голову. Вообще не представлял себе, о чем говорить с царицей. Мне от нее ничего не нужно. Да и для нее, полагаю, я – только этакая забавная экзотическая зверюшка. Вроде черно-белой болонки, спящей на пуфике.
– Признайтесь, господин Лерхе, – строго кашлянула супруга Александра Второго, – вы ведь все еще чувствуете обиду на моего Никсу? Вы непременно должны его простить. Извольте тут же, немедленно мне это обещать.
– Ну что вы, ваше императорское величество! Как бы я мог посметь…
– Да-да, – отмахнулась женщина. – Это так. И все-таки обещайте мне это.
– От всей души, – снова поклонился я. Осколки… нет, не обиды, скорее разочарования в Наследнике все еще покалывали в самое сердце, но я прекрасно отдавал себе отчет в том, что с таким же успехом можно обижаться на дождь или мороз. И то на стихию – как-то проще. В крайнем случае можно хотя бы выматерить не вовремя свалившуюся на голову влагу, а вот покрыть трехэтажно цесаревича в густонаселенной столице империи – это просто мазохизм. Немедленно найдется добрый человек с отменным слухом, донесет в нужные уши. Да еще от себя добавит…