- Да я... он кричал... будто я... - боярин запнулся, - будто я женку его скрал и у себя дома держал. Ложно то.
- А кака женка тебе на вече рожу поцарапала? - смекнул, в чем дело, владыка. Он сразу посуровел. - Ты правду сказывай, а то велю приговор справить - будешь уху в омуте хлебать! Не пожалею... Была у тебя женка Степанькова дома?
- Была, - пряча глаза, сознался боярин.
- Была? А для чего тебе надобно чужих женок дома прятать, - своя-то есть небось?
- Есть, владыка милостивый, есть...
-- Нехристь, в поганстве живешь! - загремел Евфимий, приподнявшись с кресла. - Язычник. Нет тебе моего прощения! - Старик разошелся и поднял посох.
Боярин, оставляя мокрый след, быстро отполз в толпу и, поднявшись на ноги, стал хорониться за спинами.
- А хитер бобер! - насмешливо заметил кто-то, - Вче-рась в Волхов бросили - до седня и обсушиться не успел. Видать, недавно холопы из ушата окатили. Ну и боярин Божев.
Многие улыбались в бороды. Всем был известен строгий нрав владыки.
Евфимий опустился в кресло и долго молчал, шевеля губами.
К нему подошел степенной тысяцкий Кузьма Терентьев.
Бесстрастным голосом он стал рассказывать Евфимию о голоде и болезнях в Новгороде:
- ...Многие новгородцы ради спасения души своей бегут в монастыри ближние и дальние, бегут в страны полуночные. Сильные слабеют, владыка, слабые мрут.
Тысяцкий приостановился и, вынув берестяную грамоту, приблизил ее к глазам:
- А мертвых тел по городу много: только в одной скудельнице', что на Прусской улице, - три тысячи. А окроме этой, на Людинцевой улице да на Колене, что твои люди строили, - полны...
Владыка сидел с закрытыми глазами. Трудно было понять, спит он или бодрствует. Сейчас, посмотрев на восковое лицо владыки, покрытое глубокими морщинами, Амосов подумал: "Немного ему жизни осталось: кровинки на лице нет".
Тысяцкий закончил свой доклад и отошел на прежнее место.
Из толпы старых посадников вышел грузный, высокий боярин со шрамом на лице от сабельного удара.
Опашень2 ярко-синего цвета красиво охватывал могучую грудь поседевшего под шлемом воина, покрытую короткой кольчужной рубахой. Привычной рукой оправив короткий меч на широком поясе, он подробно стал рассказывать о военных приготовлениях и войнах в соседних странах.
Владыка сидел в неизменной позе - откинув голову и закрыв глаза. Только когда старый посадник стал рассказывать о нескольких тысячах язычников, которые, находясь в осажденном городе и не желая сдаться в плен крестоносцам, заживо сожгли себя, веки Евфимия дрогнули и глаза открылись.