Но если он мертв, значит, жив был когда-то?
Ром бессильно опустил руки. Труба упала из рук в снег, под ноги, покатилась по тротуару. Он поймал ее, отряхнул от снега рукавом. Холод мира! Не растопить. Не победить. Горячее его сердце больно, резко билось о ледяные ребра.
Изучить Космос. Полюбить его. Весь все равно не познаешь. Все жизни все равно не проживешь!
Живи свою. До конца.
– Конца не будет, – прошептал Ром себе самому очень тихо, – я что-нибудь придумаю.
Прежде чем уйти с улицы домой, он нашел, нашарил почти вслепую на выгибе гигантского черного шатра маленькое светлое пятно, смутное свечение – словно язык белой тусклой далекой свечи. Самая ближняя галактика. Туманность Андромеды. Какая она красивая, какая…
Два миллиона лет свет от нее к твоим глазам бежит. Два миллиона лет.
Подзорная труба чуть не хрустнула в его руках. Еще немного – и он сломал бы ее.
Опомнился. Побежал домой.
Едва не упал, поскользнувшись на обледенелых ступенях крыльца.
Милагрос и Фелисидад поехали вместе на пирамиду. Одни.
Милагрос всегда говорила мужу, куда уезжает. Она отличалась большой честностью, даже щепетильностью; она могла скрыть что-то от домочадцев, но от Сантьяго у нее никогда не было тайн.
Но тут она ничего, ничего не сказала ему.
Они обе, мать и дочь, погрузились в автобус, и перед ними открылась дорога – не ближняя и не дальняя; под палящим солнцем, среди белых домиков на окраине Мехико, потом между плантаций голубой агавы, потом в пыли, вдоль полей приусадебных участков, все выше и выше в горы.
И черные кудрявые горы надвинулись на них и скрыли от них раскаленную сковороду Солнца. Это уже вечер и закат, и надо спешить.
– Мы успеем на последний автобус, мама?
Милагрос покосилась на дочь. На лице Фелисидад было ясно написано: «Мам, я делаю тебе приятное. Видала я в гробу это колдовство наше семейное! Я поехала сюда лишь для того, чтобы ты не ворчала!»
– Да, конечно, успеем… – Она погладила Фелисидад по нагому коричневому плечу. – Фели.
Они вылезли из автобуса на станции около поросшей лесом горы. Купили в кафе треугольные пакеты с коктейлем – молоко и клубничный сок, о, это так вкусно в жару! Пили под навесом, пили-пили, еле выпили! И Фелисидад гладила себя ладонью по животу: о, напилась от пуза!
Когда проходили мимо гостиницы, Фелисидад жалобно вздохнула.
– Что вздыхаешь?
– Поваляться бы на кроватке!
– Может быть, еще и с парнем?!
– Я бы не отказалась!
– Хм, дочка! За словом ты у меня в карман не полезешь!
– Не полезу, это точно!
Так, перебрасываясь веселыми жаркими словечками, словно жонглируя горящими смоляными палками, мать и дочь дошли до подножья горы.