— Если бы я не боялась вам надоесть... Мне хотелось бы остаться здесь несколько недель среди людей, которые ко мне так хорошо относятся и внушают мне такую глубокую симпатию.
С очаровательной миной она взяла за руку Алинь, которая поднялась, собираясь навестить своего больного.
— Мадемуазель, вступитесь за меня, вы имеете такое большое влияние! Я не помещаю вам работать. Я совсем сокращусь! Всего только несколько недель.
— Она очень сильна, — подумал Жюльен.
— Должен вам сознаться, мисс Элен, — произнес мало уверенным голосом ученый: — ваше желание и трогает меня и смущает. Я никогда не мог предположить... Честное слово, я, напротив, думал, что вы поспешите убежать с этого пустынного острова. Здесь мало развлечений. Когда вы проведете несколько дней на этой скале, где занимаются одними скучными вещами...
— О, я по вашему тону вижу, что вы отклоняете мою просьбу!
— Что вам пришло в голову! Наоборот, я восхищен!
— Если хотите знать мое мнение, — вмешался миссионер: — я думаю, что длительный отдых вдали от городского шума необходим нашей гостье, после ужасных испытаний, пережитых ею.
Зоммервиль забыл даже про часы сиесты. Когда аббат удалился, намереваясь закончить приготовления к отъезду, мисс Элен проявила желание полюбоваться видом с баллюстрады, и ученый предложил ей свою руку. Она была ниже его плеча и Жюльен, закурив вторую сигару, проводил их веселым взглядом. Он видел, как она споткнулась о камень и потеряла башмачок к большой радости Зоммервиля, который нагнулся, чтобы надеть туфлю на ее маленькую босую ножку. Расчищавшие угол террасы беглые каторжники подмигивали вслед парочке. Жюльен заметил, что Мюйир, Ляромье и даже Огюст под разными предлогами — проходили через площадку.
Он усмехнулся в бороду.
— Она всех зажгла.
Ученый вскоре вернулся: выздоравливающая хотела расположиться отдохнуть возле баллюстрады. Собираясь отнести туда два стула, он взял сигару и сознался Жюльену.
— Она просто очаровательна!
— И так естественна, так наивна, — сказал лаборант, не сморгнув глазом.
Сзади на площадке появилась новая пара: Жан Лармор весь в белом с обвязанным лбом, тяжело опирался на руку Алинь и на трость. Она шла рядом с ним, гордясь своим больным и почти равнялась с ним ростом. Они вполголоса о чем-то говорили, смеясь.
— Дорогой Мутэ, — продолжал Зоммервиль, не замечая их: — если со мной когда-нибудь случится несчастие, что я изменю науке ради любви, то ответственность за это понесет женщина вроде вот этой. Нужно быть из камня, а я, увы, из плоти. Счастливы, дорогой Мутэ, счастливы смертные, не поддающиеся чувству.