Он вернулся в купе. Его попутчица задремала с вязанием на коленях. Он уселся и достал записную книжку. Он мог, если хотел, копировать с определенным сходством почерк Алисы. Ему пришло в голову написать записку, как если бы это сделала она сама, с ее абсурдными предположениями. Он писал: Стивен и девочка погибли в дорожном инциденте в Миннесоте. Я больше не могу жить в Америке. Прошу тебя, Кот, поддержи меня в этот ужасный момент моей жизни. Трагическое предположение, с Алисой, опустошенной горем и, наконец, понявшей смысл жизни благодаря свалившемуся на нее горю. Или другая Алиса, раскованная и непринужденная, с налетом цинизма: Жизнь превратилась в ад, в невыносимую тюрьму, девочка — это копия Стивена, они сделаны из одного теста, прощай Америка. Или записка между патетикой и сентиментальностью, в стиле дамского романа: Несмотря на то, что прошло столько времени, ты никогда не исчезал из моего сердца. Я больше не могу жить без тебя. Поверь мне, твоя раба любви Алиса.
Он вырвал листок из записной книжки, скатал из него шарик и бросил его в пепельницу. Посмотрел в окно и увидел стаю птиц, летавших низко над водой. Уже проехали Орбетелло, следовательно, это было Альберезе. До Гроссето оставались считанные минуты. Он вновь почувствовал, как сердце подкатилось к горлу, нечто вроде тревоги, как если бы он опаздывал. Но поезд следовал точно по расписанию, следовательно, и он тоже. Просто он не ожидал, что так скоро приедет, он не успел собраться с мыслями. В сумке был льняной пиджак и галстук, но ему показалось смешным сойти с поезда слишком элегантным, вполне сойдет и рубашка, а, кроме того, эта жара. Поезд тряхнуло на стыке, и вагон качнулся. В последнем вагоне всегда трясет сильнее, это всегда немного утомительно, но на вокзале Термини ему не захотелось проходить вдоль всей платформы, он сел в последний вагон, также в надежде, что там будет меньше народа. Его попутчица одобрительно кивнула головой, как если бы она разговаривала с ним, но это было лишь непроизвольное покачивание, поскольку она продолжала мирно спать.
Он убрал записную книжку, привел в порядок пиджак, который был слегка измят, еще раз провел расческой по волосам, застегнул молнию на сумке. Из окна в коридоре он увидел первые здания Гроссето, и поезд начал замедлять ход. Он попытался представить себе внешность Алисы, но для этих предположений уже не оставалось времени, нужно было делать их раньше, возможно, он бы лучше провел время. Волосы, подумал он, как же она носила волосы? У нее были длинные, но, быть может, она подстриглась, даже наверное, она подстриглась, теперь больше не носят длинных волос. Ему казалось, что она будет в белом, кто знает, почему.