Из-за угла штаба, высунулся еще один красноармеец, гулко саданул по саням из «трехлинейки», вновь стремительно нырнул за угол дома. Стрелял красноармеец метко — пуля с сипением проколола воздух над санями и сшибла с Саши Васильевой шапку — мастерски скроенную кубанку из серого каракуля. Девушка приложилась к пулемету, повела стволом по пространству — очередь будто топором прошлась по торцу, только щепки полетели в разные стороны.
Едва смолкла очередь, как из-за искромсанного среза дома вновь высунулся ствол винтовки и красноармеец пальнул по саням. Вторая пуля, как и первая, пропела свою опасную хриплую песню над самыми головами пулеметчиц.
— Во, наглец! — изумилась Саша. — Надо же так плохо относиться к дамам! — Улыбка, украшавшая ее лицо, погасла, она еще раз стиснула рукояти «максима», дала длинную очередь, щепки вновь полетели веером.
На улице прогромыхало протяжное густое «ура-а!», проскакало несколько всадников. Упрямый красноармеец больше не стрелял.
— Все, Сырт наш! — торжественно объявила Авдотья, приподнялась в санях.
Наталья с силой дернула, ее, заваливая назад, в короб:
— С ума сошла! Убьют!
— Да ты что, — с улыбкой проговорила Авдотья. — Сырт наш, красноармейцев тут больше нету. Все! Сбежали! Все до единого, — она вновь приподнялась в санях, козырьком приложила руку к нарядной кубанке, сделавшись похожей на генеральшу.
Наталья глянула на нее снизу и восхищенно ахнула:
— Ну ты и молодец, Доня! Внушительно, смотришься…
Где-то невдалеке прозвучал выстрел — слабенький, сухой, схожий с щелканьем треснувшей ветки. Будто мальчишка пальнул из пугача. Авдотья неожиданно вскинулась, побледнела, задышала часто.
— Ты чего? — шепотом опросила у нее Наталья. — А, Доня?
— Ничего, — также шепотом ответила та. — Что это было?
— Стрелял кто-то.
— Я понимаю — стрелял… Но кто? — Авдотья до крови закусила нижнюю губу.
Голова ее словно бы тяжелый цветок с подломленным стеблем резко накренилась, упала на плечо, на глаза стремительно наполз туман — плотная белесая вата, даже зрачков не стало в ней видно. Наталья испугалась и закричала, что было силы:
— До-оня-я!
Авдотья молчала. Наталья кинулась ощупывать ее, искать, где же рана? Раны не было. И шинель была цела — ни единой рванинки, кровь нигде не выступила, а глаза умирали.
— До-оня-я!
Авдотья не откликалась. Из последних сил она старалась удержаться, но слишком злым оказался удар невидимого свинца, пуля одолела жизнь в красивом ладном теле. Авдотья застонала, попыталась поднять голову, провела пальцами по воздуху и повалилась на подругу.