— Я вам сочувствую…
Наталья всхлипнула, дернула плечом, будто подсеченная дробовым зарядом птица:
— Зачем она поднялась в санях, глупая? Не поднималась бы — и была б жива, чай бы сейчас вместе пили… А, ваше высокоблагородие?
— Можно, без «высокоблагородий», — поморщившись, проговорил Дутов. — Мы же все свои, — добавил он, дотронулся до висков.
Голову пробила боль, затылок стремительно наполнился горячей тяжестью. Такие приступы после контузии на Пруте стали одолевать его в последнее время чаще обычного. Он перевел взгляд на черноглазую девушку и вновь ощутил робость.
— Это Саша, — представила девушку Наталья. — Саша Васильева.
Черноглазая неожиданно сделала книксен, получилось у нее это ловко, изящно, Дутов не сдержал улыбки. Девушка улыбнулась ответно.
Полковнику она очень понравилась, внутри шевельнулось сладкое щемящее чувство, мигом перевернув душу. Дутов слышал от какого-то многомудрого человека, что любовь — это болезнь и с нею надо бороться, как с болезнью. Но ему так не хотелось этого делать…
— Саша — хорошее имя, — сказал он, — но Шура — лучше.
— В детстве меня все звали Шуркой, — сообщила девушка, — Шурка и Шурка, я привыкла… Мне это имя нравится.
Голос у нее был звонким, — только казачьи песни исполнять. Дутов подумал, что неплохо бы заиметь такую девушку при штабе. Она бы и уют в помещениях навела, и мужикам опускаться не позволила, — мата среди господ офицеров стало бы поменьше, а при случае могла бы выполнить и обязанности вестового…
— Ты на коне скакать умеешь? — грубовато спросил у Саши Дутов.
— Обижаете, ваше превосходительство, — Саша обратилась к атаману, как к генералу, по старинке.
— Значит, умеешь, — произнес атаман довольно: ему хотелось, чтобы эта броская ладная девушка, от которой невозможно оторвать глаза, умела все — и из винтовки стрелять, и на коне скакать, и мужика, если в чистом поле сшибутся, в драке одолеть…
— А из винтовки стрелять? — спросил атаман.
— Она из пулемета, как богиня, стреляет, — вновь стерев слезы с глаз, тихо произнесла Наталья, — не только из винтовки, Александр Ильич.
— Мол-лодец! — Эта женщина нравилась Дутову все больше и больше, в груди у него опять шевельнулся теплый сладкий ком, и атаман произнес строго: — Война не женское дело, Шура. Хватит погибать на ней женщинам. Я вас, — он ткнул пальцем в нее, — и тебя, — Дутов легонько прижал к себе Наталью Гурдусову, и тут же отпустил, — перевожу на работу в штаб. Будете числиться в комендантской роте, выполнять штабные дела, а там видно будет… Понятно?
Дутов продолжал вытеснять разрозненные отряды красных с территории Оренбургского казачьего войска и, когда выдворил их, подписал приказ о прекращении преследования. Произошло это тридцать первого декабря семнадцатого года после занятия станции Новосергиевка.