— Иван Григорьевич, что скажешь по поводу реорганизации войска?
— Скажу одно — сильнее мы от этого не стали. Увы. — Лицо у Акулинина поугрюмело, короткие редкие усы обиженно задрожали. — А вот самостоятельность потеряли. Теперь нам на каждый чих надо получать разрешение у главнокомандующего Болдырева.
— А вот этого они не хотят? — Дутов привычно сложил пальцы в кукиш, жестом этим пользуясь в последнее время чересчур часто.
В Оренбург пришла зима, в воздухе кружились крупные медленные снежинки, тихо падая на землю. Всякая зима, всякий снег — особенно первый — рождали в Дутове ощущение тоски. Не любил он эту пору, а потому закашлялся, помял пальцами горло, отвернулся от окна.
— Тогда они, Александр Ильич, не дадут нам ни одного патрона, ни одного снаряда, — сказал Акулинин, — и вообще сделают вид, что не знают нас. Это такие люди…
— Не дадут снарядов они — добудем сами у красных, — прервал Акулинина атаман, — не пропадем. Главная наш задача — удержать фронт по Волге, не пустить туда безбожников, — Дутов с недовольным видом прошелся по вагону. — Неплохо бы создать единую линию с астраханцами и каспийцами — в частности, с полковником Бичераховым [47], который держит берег Каспийского моря. Следом — продолжить движение на Ташкент. Ташкент должен быть нашим.
Выполнить эти планы Дутову не удалось. Двадцать девятого октября он сдал Бузулук, а через две недели красные повели наступление на Оренбург. Заснеженная, покрытая прочной, как железо, коркой льда зимняя степь сделалась бруснично-алой от крови.
В стане красных, конечно, тоже были интриги: Троцкий не мог терпеть Сталина и Фрунзе. Муравьев арестовал и посадил в тюрьму Тухачевского [48]; Свердлов за плошку золота готов был лишить любого командарма наград и подарить их дворнику дома, в котором проживал; ордена Красного Знамени начали входить в моду, и Бела Кун [49] с завистью поглядывал на Блюхера, выпекая для него козни, как блины. В общем, интриговали все, но по части подковерной грызни здорово уступали белым. Те тут могли дать фору кому угодно, а уж неискушенным в светских развлечениях красным — тем более.
По части же интриг политических деятелям белого движения вообще не было равных. Им можно посвящать учебники и учить по ним целые поколения мошенников. Вспомним хотя бы сиятельного штабиста генерала Лебедева [50], блистательно провалившего все, даже самые толковые операции Колчака [51], но несмотря ни на что, адмирал не прогнал его. Лебедев, как все бездари, бесследно канул в лету, а его промахи стали, увы, промахами адмирала.