Удалов вздохнул тяжело:
— Я тебя понимаю.
— А потом мне же придется встречать в дороге и этого хряка… — до Удалова лишь через несколько секунд дошло, кого она имела в виду, и кивнул. — А это мне неприятно. Я могу не сдержаться и пальнуть ему в брюхо.
Удалов вновь кивнул. Потом короткими, какими-то излишне поспешными движениями, словно боялся передумать, перекрестил жену и сказал: — С Богом, Саша! Возвращайся домой. Главное — чтобы ты теперь не попалась в руки ни к красным, ни к белым.
Удалов вторично перекрестил жену и ушел, не оглядываясь.
И вот он в плену. Ни страха, ни досады — все поглотила усталость. Жаль только одного: он не увидит Сашу, не дождется ребенка, никогда не будет тетешкать на руках своего родного мальчугана с носом-кнопочкой, похожего на него… Казак не сдержался, хлюпнул носом.
Допрашивали его в ближайшем кишлаке, большом и грязном, забитом крысами, кошками и собаками, странно уживающимися в эту голодную пору друг с другом… В кишлаке огней не было, но в кибитке, куда привели Удалова, под потолком висела тусклая семилинейная лампа. Увидев ее, Удалов уныло заморгал.
Допрашивал его Давыдов дотошно, часто возвращаясь и задавая один и тот же вопрос по нескольку раз. Из допроса стало понятно, что во всей этой истории чекиста интересует один только человек — атаман Дутов. Ергаш-Бей, отец Иона и прочие «отцы» и «беи» для Давыдова не были целью, он о них даже не вспоминал, а вот Дутов — это цель…
— Значит, говоришь, Дутов из дома почти не выходит? — спросил он у Удалова в шестой или в седьмой раз — счет этим вопросам Удалов уже потерял. — А?
— Не выходит, — подтвердил Удалов.
— Значит, сиднем сидит, как бирюк, и не выходит… И за пределы крепости почти не выезжает?
— Да, почти не выезжает.
— То-то мы его никак засечь не можем, — Давыдов озадаченно побарабанил пальцами по хлипкому столу, поставленному в центр кибитки, под лампу, чтобы лучше было видно лист бумаги.
— Охрана у него, говоришь, большая?
Удалов повторил, какая охрана у дома Дутова.
— Китайцы, говоришь, плотно пасут атамана?
— Верхом сидят, ноги с шеи свесили. Без сопровождения никуда не выпускают… Даже в нужник.
Непонятно было, верит Давыдов Удалову или нет. Давыдов сидел на табуретке, широко расставив ноги, мрачно барабанил пальцами по неровной крышке стола и вздыхал, будто болел чем-то.
— А число казаков, охраняющих вход в квартиру, на ночь увеличивается или нет?
— Ни разу не заметил, чтобы увеличивалось.
— Может быть, просто не замечал, не обращал внимания?
— Это не заметить нельзя, — Удалов неожиданно с силой стукнул себя по колену кулаком и произнес: — Поймите, я атамана ненавижу не меньше вас.