Те люди, на которых он рассчитывал, сдали свои позиции. И Врангель, и Деникин, и атаман Семенов. Последний хоть немного помог деньгами, расщедрился. Особенно Дутов ощущал эту поддержку, когда Семенов женихался с одной из племянниц Александра Ильича, но потом племянница читинскому правителю надоела, и Семенов охладел не только к ней, но и к самому Дутову.
Атаман откинулся на спинку стула, задумался. Говорят, Семенов сейчас также находится где-то в Китае… явно где-нибудь на побережье, в районе Порт-Артура или Дальнего, либо в Корее — в Посьете. Неплохо бы с ним связаться… Правда, сколько Дутов ни обращался на этот счет к самим китайцам, к властям, к военным чинам, регулярно появляющимся в Суйдуне, все лишь вежливо кланялись и лопотали на плохом русском языке:
— Обожди немного, генерала!
А чего, собственно, ждать-то? Когда рак на горе свистнет? Внутри у Дутова все клокотало от досады, от злости, но он сдерживал себя: ссориться с китайцами совсем не с руки.
— Я обожду, — глухо бормотал он, — главное, чтобы толк от этих жданок был.
Дутов помассировал пальцами затылок. Контузия заставляла реагировать на все изменения погоды, — то кости у атамана ломило, то жилы трещали, словно попав под электрическое напряжение, то по всему телу прокатывалась судорога. И что плохо: контузию никакие снадобья, микстуры с порошками не берут, ее не излечишь…
В дверь раздался тихий стук.
— Войдите, — отрываясь от своих мыслей, произнес Дутов, поморщился: стук хоть и негромкий был, а отозвался в затылке болью. — Входите же, ради Бога! — через мгновение добавил он. — Смелее!
На пороге возник молодой казах с широким плоским лицом. В руках он держал записку.
— Вот, — произнес казах, протягивая записку Дутову. — От Касымхана.
— А чего Касымхан сам не пришел?
— Дело у него спешное, господин генерал. Просил извиниться.
Казах стрельнул быстрым рысьим взором в атамана, наложил одну ладонь на другую, прикрыл половину, вторую половину оставил открытой. Этот жест Дутов знал, так поступают, когда хотят молчаливо выказать уважение к своему собеседнику. Дутов кивнул, протянул к казаху руку:
— Ладно, давай сюда записку. Жаль только, что Касымхан сам не сумел прийти.
Дутов взял записку, торопливо развернул, заметил, что пальцы противно подрагивают, будто у пьяницы. Мотнул головой протестующе — этого еще не хватало. Попробовал вчитаться в текст записки, но строчки, слова начали у него расползаться на отдельные буквы — ничего не понять. И Дутов, словно бы обжегшись, с шипеньем втянув в себя воздух, поднял глаза, будто бы кто-то специально толкнул его, предупредив об опасности. Прямо в лицо ему смотрел черный глазок пистолета.