В цепи рядом с войсковым старшиной шагал Дерябин. Две недели назад он был повышен в чине — стал есаулом.
— Что пишут из дома, Виктор Викторович? — спросил Дутов. — Говорят, в Питере очень неспокойная обстановка?
Дерябин регулярно получал письма из Питера. От матери.
— Обстановка хуже некуда, Александр Ильич, — ответил Дерябин. — В Петрограде не хватает хлеба, едят семечки. Полно дезертиров и никому до них нет дела — их не вылавливают, не отправляют ни на фронт, ни под трибунал — они терроризируют город. Хотя бы для острастки расстреляли двух-трех — сразу бы стало легче дышать…
— Черт знает что происходит в российской столице! — Дутов выругался. — Всего-то и нужна пара толковых фронтовых генералов, чтобы наладить там порядок.
Было тихо. Пели дрозды. Дутов и не подозревал, что осенью — на календаре уже было первое октября — так сладко и нежно, так слаженно могут петь эти небольшие птицы. Из села доносилось кукареканье — кочеты в Паничах были самыми голосистыми во всей Румынии. Дутов вытянул голову, прислушался, глаза заблестели влажно, он поспешно нагнулся, подхватил с земли из-под ноги гибкий прутик и щелкнул им по голенищу сапога.
Где-то далеко, по ту сторону горизонта, дрогнула земля, раздался тугой задавленный звук, словно в земле, в глуби ее, где расположен некий механизм, заставляющий вращаться планету, что-то лопнуло. По стерне, жесткой щеткой поднявшейся на поле, пошла дрожь, стерня зашелестела, хотя никакого ветра не было.
— Не пойму, откуда у немцев взялись шестидюймовые орудия? Как они сумели подтащить тяжелую артиллерию по бездорожью? — обеспокоенно размышлял Дерябин.
В русской армии гигантские шестидюймовые орудия передвигались на железнодорожных платформах, иногда они вообще действовали в составе бронепоездов. Стволы у этих громоздких «дур» были едва ли не длиннее самих платформ, в дула любопытные дурашливые солдатики засовывали голову, потом долго чихая от острого запаха гари.
— В техническом плане немцы оказались гораздо лучше подготовлены к войне, чем мы, — под ноги Дутову попалась консервная банка, украшенная готическими буквами, и он, брезгливо дернув ртом, поддел жестянку ногой.
В воздухе, пока еще далеко-далеко, послышалось жужжание, будто летела большая навозная муха, оглядывалась по сторонам, не знала, где сесть, и чем ближе, тем сильнее, громче становилось ее жужжание. Дерябин задрал голову, вгляделся в плоское белесое небо, кое-где ненадежно прикрытое слабыми рябыми облачками, проговорил тихо:
— «Чемодан» [15] летит сюда!
— Что вы сказали? — Дутов был настроен благодушно.