Обозники, когда к ним попадал личный груз войскового старшины, пренебрежительно фыркали, отказывались везти. Дутову эти отказы надоели и в один из холодных декабрьских дней шестнадцатого года, когда немцы объявили перерыв в боевых действиях, он написал в штаб корпуса специальную бумагу, отправив ее с конным нарочным. В бумаге той он просил денег на приобретение экипажа для собственных нужд и лошадей.
Прочитав послание, граф Келлер выругался, потом, поразмышляв немного, — все-таки Дутов относился к числу его любимчиков, — ухватил письмо двумя пальцами, будто лягушку за лапу, и отнес его начальнику штаба.
— Разрешите этому любителю цивильных удобств приобрести двуколку, — граф разжал пальцы и письмо шлепнулось на зеленое сукно стола, за которым сидел начальник штаба. Келлер платком вытер руку и добавил: — Этого будет достаточно.
Так в обозе элитного казачьего полка появилась новенькая, окрашенная в защитный цвет двуколка и, как приложение к ней, — пара сытых выносливых меринов неведомой немецкой породы.
— Двуколка — это хорошо, — довольно потирал руки «дядька» Еремеев.
Послал Дутов письмо и оренбургскому вице-губернатору Пушкину с просьбой подтвердить его права на потомственное дворянство — очень уж хотелось Александру Ильичу потешить душу, приятно пощекотать самолюбие, — в чем, в чем, а в этом он никак не мог себе отказать. Вице-губернатор с великой русской фамилией прислал в ответ нужную бумагу, в которой охарактеризовал командира Оренбургского полка самыми лестными словами — похоже, вылил на него все запасы губернского канцелярского елея. Дутов засиял, как новенький целковый.
Тем временем в расположении полка неожиданно появилась собака — смышленая, с крупным телом и большими лапами, очень похожая на овчарку. Удивленные казаки, — там, где шли бои, собак не было, они убегали, напутанные стрельбой, ошалев от запаха крови и горелого пироксилина, — попытались подманить пса куском хлеба, но тот, даже не глянув на хлеб, отбежал от них на безопасное расстояние.
Шею пса обтягивал кожаный ремень, под который было что-то подсунуто — то ли конверт какой, то ли кошелек.
— А ведь пес этот — почтальон, — догадался Бембеев и потянулся к карабину.
Пес это движение засек, шарахнулся в сторону.
— Циркач, — задумчиво проговорил Бембеев. — Надо бы за этим псом последить. Он в наших окопах обязательно появится.
— Ты так думаешь? — засомневался Удалов.
— Уверен.
— Может, действительно его лучше шлепнуть?
— Можно и шлепнуть, но вначале надо посмотреть, что за почту он носит.
Пес тем временем мелькнул рыжей спиной на старой нескошенной меже, невольно вызывающей в хозяйственном человека ощущение досады и глухой тоски — разве можно бросать землю? Потом он вымахнул на плешину, затормозил на несколько мгновений, осматриваясь, — ему, как толковому вояке, надо было сориентироваться, — сделал длинный прыжок и исчез.