Он уже забыл, куда его посылали, что он должен делать и когда ему надлежит вернуться назад. Псом всецело завладела беспородная сука из небольшой румынской деревеньки.
Через десять минут пес уже находился у ног Удалова. Из кошелька, прицепленного к ошейнику, у него вытащили послание. Из него следовало, что немцы в два часа ночи пойдут на прорыв. Записку немедленно отправили к командиру полка Дутову.
Тот повертел ее в руках и велел найти хорунжего Климова. Климов основательно пообтесался на фронте, его было не узнать — спесь, которая раньше сквозила и в речи, и в жестах, просматривалась даже в походке, — слетела, он пообтерся в окопах, — в общем, это был совершенно другой Климов.
Он вошел в избу, которую занимал командир полка и, остановившись на пороге, негромко кашлянул.
— Проходи, Климов, — пригласил Дутов хорунжего. — Чего стоишь, как неродной? Присаживайся к столу.
Климов прошел, сел. Дутов положил перед ним аккуратно сложенное послание.
— Что тут написано, Климов? Кроме часа прорыва?
Хорунжий пробежал глазами записку, бледные потрескавшиеся губы его растянулись в улыбке.
— Паникуют немцы, Александр Ильич, — сказал он, — до жалобных криков уже дошли.
— А конкретно?
— Сетуют, что ни патронов, ни еды у них уже нет. И туалетная бумага — пипифакс — кончилась.
Дутов ухмыльнулся:
— Изнеженные господа, эти немаки, пипифакс им подавай, пользоваться газеткой так и не научились.
— В общем, последняя надежда у них, Александр Ильич, — сегодняшняя ночь.
— Будем ждать ночи, — Дутов снова ухмыльнулся.
Через двадцать минут к Дутову постучался ординарец — разбитной высокий парень в офицерских сапогах.
— Ваше высокоблагородие, мужики до вас пришли…
— Какие еще мужики? — недовольно спросил Дутов.
— Ну из окопов. Калмык и этот самый… который раньше у вас ординарцем был.
— А-а-а, — протянул Дутов, голос его угас.
Еремеев попросился у него в пешую команду, к своим товарищам, с которыми прибыл на фронт, Дутов не хотел его отпускать, но Еремеев настоял.
— И чего они хотят?
— Спрашивают, записку по адресу к немакам отсылать будем, али как?
— Не будем.
— Тогда что им делать с кобелем?
— Что хотят, то пусть и делают.
— Ясно, — произнес ординарец и исчез.
Дутов подумал, что надо бы выйти к отличившимся казакам на крыльцо, поблагодарить за поимку «почтальона». Он хотел сделать это еще в прошлый раз, но не смог — замотался, погряз в пришедших из вышестоящего штаба бумагах, к которым регулярно добавлялись те, что рождал его собственный штаб — однако вскоре его мысли перескочили на другое, и командир забыл и о казаках, и о кобеле-посыльном. Когда же он вспомнил о них вновь, решил, что отличившимся повесит на грудь какую-нибудь медальку, либо рублем из полковой кассы одарит. Способов отметить бравого бойца есть много.