— Зачем мне эти Анны, — недоумевающе произнес Дутов на маленькой штабной пирушке, опустив новенький орден в стакан с водкой, — Анна же — баба… Другое дело — Владимир. Это — мужской орден. Я уж не говорю о Святом Георгии.
Дутов расстроенно махнул рукой. И в звании своем он застрял на одном месте — многие его товарищи, командиры, не только полковниками стали, но и генерал-майорами, а он все в войсковых старшинах топчется… Тьфу!
Пес-связной пришел к своим хозяевам лишь под утро, когда прорывающаяся немецкая часть уже перестала существовать, а утепленные пилотки пытавшихся убежать мадьярских пехотинцев висели на сучьях деревьев и пугали местных ворон своей мертвой неподвижностью. Проверили ошейник пса — пусто, залезли в кошелек — пусто, вновь проверили ошейник…
Гауптман Редлих, возглавлявший разведку в немецкой части, обеспечивавшей прорыв, потемнел лицом:
— Это что же, выходит, Вернера моего выхолостили? — задрожавшим голосом спросил он.
Гаупман подцепил пальцами стеклышко монокля, висящее на тонкой серебряной цепочке, сунул его в глаз, сверху придавил густой, растущей вкривь-вкось бровью, долго глядел на недоумевающего пса. Тот стоял рядом и, преданно глядя начальству в глаза, повиливал хвостом.
— Ах, Вернер, Вернер, — печально произнес гауптман, — придется тебя примерно наказать… Чтобы другим было неповадно.
Пес замахал хвостом сильнее — ему не нравилось настроение хозяина, очень уж неласковым, хмурым тот был — хмурость эту надо развеять.
— Ах, Вернер, — Редлих приподнял бровь, монокль выпал из глаза.
Гауптман нагнулся и больно ухватив пса за ухо, позвал ефрейтора Штольца.
— Штольц, — сказал он, — этого пса… — гауптман на несколько мгновений задержал дыхание, потом указательным пальцем решительно перечеркнул пространство перед лицом и выпалил визгливо, словно задохнулся. — расстрелять! Из-за этого пса погибла одна из лучших частей нашего фронта.
Штольц вздрогнул, испуганно глянул на начальника. Он схватил кабеля за ошейник, жалеючи потрепал его по голове и потащил за собой в кусты. Вернер пошел с ним охотно, засеменил лапами, стараясь попасть в такт его шагам. Он задирал голову, ища глазами взгляд Штольца, но тот упрямо отворачивал лицо в сторону.
В полк к Дутову прибыли две пулеметчицы — ладные казачки с погонами урядников.
Дутов озадаченно повертел их документы в руках:
— Видать, плохи наши дела, раз баб стали брать в солдаты…
Казачки были выпускницами пулеметных курсов, созданных при одной из московских школ прапорщиков. Услышав недовольное брюзжание командира полка, они вытянулись, старшая из них — смуглолицая, с темным румянцем на тугих щеках, отрапортовала: