Хейл моргнул.
– Тот самый Рингил Эскиат? Чушь какая-то.
Но Рингил увидел, что головорезы в нишах изумленно вздрогнули. Их небрежная готовность вступить в драку сменилась любопытными взглядами. Кто-то обменялся парой неразборчивых фраз. Осада Трелейна случилась восемь лет назад, триумф при Виселичном Проломе – за год до нее. С окончания войны прошло больше пяти лет. Однако байки о ней не спешили уходить в историю: пусть детали подзабылись, люди продолжали их рассказывать.
– Эскиат погиб в Эннишмине, – насмешливо крикнул кто-то. – Сражаясь с имперцами.
Рингил изобразил спокойствие, которого не чувствовал.
– Слышал такое пару раз, – беззаботно ответил он. – И это почти правда. Шрамы еще заметны. Но чтобы со мной расправиться, нужно что-то посерьезнее трех ихельтетских наемных убийц.
Один из головорезов издал негромкий одобрительный возглас. Напарник сурово ткнул его локтем в бок. Рингил усилил натиск. Он поднял большой палец – убрав руку подальше от тела, чтобы жест не истолковали неправильно – и указал на свое левое плечо.
– Это Друг Воронов, – сказал он громко. – Кириатская сталь. Выкован в Ан-Монале для клана Индаманинармал, подарен мне Грашгалом Странником. Омыт кровью ящеров на побережье Раджала, в Виселичном Проломе и во время Осады Трелейна. Я и есть Рингил из дома Эскиат, что в Луговинах.
Из какой-то ниши послышалось:
– Он и впрямь похож на…
– Да что ты? – огрызнулся Терип Хейл. – А знаешь, что я слышал? Я слышал, что Рингил Эскиат – гребаный извращенец. Это тоже правда?
Рингил одарил его улыбкой.
– Будь оно так, разве я пришел бы к тебе за рабыней?
– Не знаю, за чем ты сюда пришел. – Хейл кивнул громиле с плетью. – Но мы это выясним. Варид!
Громила пересек комнату, направляясь к Рингилу, и подошел достаточно близко, чтобы помешать ему вытащить Друга Воронов из ножен, но достаточно далеко, чтобы избежать захвата. Он действовал с мрачной осторожностью профессионала – не ухмылялся, как привратник, и не насмехался. Его бдительный взгляд свидетельствовал о закаленности в боях. Скорее всего, этот Варид когда-то был солдатом.
Он кивком указал на рукоять меча.
– Сними его. Медленно.
Откуда-то налетел сквознячок, и огоньки ламп заплясали за решетчатыми стенками. На полу зашевелились тени.
Рингил выронил из рукава драконий кинжал и быстро шагнул влево.
Маджаки мастерили это оружие в последние годы войны, когда равновесие качнулось в обратную сторону. В основном кинжалы были предназначены для обрядов в честь грядущей победы, а в бою – даже ближнем – оказывались не идеальным оружием. Эгар отдал ему свой в приступе хмельного дружелюбия, у походного костра, как-то ночью на равнине Анарш. «Никакого толку от этой хреновины, – пробормотал маджак, отвернувшись. – Забирай ее себе». Фактически, это был клык младенца-дракона, треугольного сечения, с двумя зазубренными гранями и одной, заточенной до бритвенной остроты. Мастер, кем бы он ни был, вырезал у основания удобную рукоять, с обеих сторон изобразив текстуру ткани. Вся штуковина – неполных девяти дюймов длиной, достаточно маленькая, чтобы спрятать, и длинная, чтобы убить человека ударом в сердце. В свете ламп кинжал поблескивал, как мутный янтарь.