Пятнадцатилетнего Всеволода перешептывания князей, недомолвки, когда взглядами очей, пожатиями плеч говорилось больше чем устами, трогали мало. Его всецело увлекали воинский поход, пыл сражений, радость победы. Только ими он жил в эти дни, забывая о трудностях и неустройстве, имея горячую снедь раз в три-четыре дня, довольствуясь как простые вои куском очерствевшего хлеба, шматом сала, головкой лука или чеснока да щепоткой соли.
Звон оружия ласкал слух, вид боевого снаряжения, своего и всех русских воев — взгляд. Даже зимнее небо, низкое, белесо-серое и хмурое, сливающееся у окоема с такой же однотонной заснеженной, кажущейся безжизненной, степью, на котором размазанным блином едва виднелось холодное солнышко, не омрачало приподнятого настроения.
В свои пятнадцать лет Всеволод был вполне умелым воем, не уступая взрослым мужам в росте и сноровке. Еще бы, если на княжеского коня он был посажен в шесть, а с семи стал обучаться дядьками-пестунами воинскому делу. С этого же времени он, как повелось на Руси, обучался и грамоте: счету, письму, чтению. Что воинскому делу, что грамоте Всеволод учился усердно, ибо понимал: и то, и другое пригодится. Так что к своим пятнадцати годам он был и грамоте обучен и в воинском деле справен. Да и силушкой его Бог не обделил. Играла, играла силушка во всем его статном теле. Если чего и не хватало молодому курскому да трубчевскому князю, так это пока что дородности да косой сажени в плечах. Но, как известно, все это дело наживное, все приходит со временем, с прожитыми летами.
По-отрочески увлекаемый, Всеволод всегда старался быть в челе своего воинства, чтобы первым и сразиться с врагом. Но опытный воевода Любомир так расставлял дружинников-мечников, что даже в самые горячие минуты сечи те всегда оказывались не только рядом с князем, но и сбоку и чуть впереди. И надежно прикрывали его своими щитами и мечами, а то и телами от вражеских стрел, копий, сабель, палиц и прочего колющего, рубящего, режущего и дробящего вражеского оружия.
Вскоре после возвращения из похода к Великим порогам, собрались они все у Олега.
— А не пора ли тебе, братец Игорь, семейством обзаводиться? — как бы между прочим молвил с доброй и в то время чуть лукавой улыбкой Олег за пиршеским столом. — Ведь стукнуло, почитай, почти осьмнадцать лет…
— Семнадцать, — покраснев густо-густо, уточнил Игорь, отставляя в сторонку серебряный, тонкой работы, кубок, из которого до этого мелкими глотками испивал медовое, настоянное на травах, сыто.
— Вот и я говорю, что семнадцать… — не смутился Олег. — Твой одногодок Владимир Ярославич еще в прошлом году женился, взяв Малфриду у братца нашего двоюродного Святослава Всеволодовича. Думаю, что и тебе пора…