Игорь промолчал, а он, Всеволод, не удержавшись, спросил:
— А на ком жениться братцу-то? У кого невесту искать?..
— Да хотя бы у князя Ярослава Галицкого… — не задумываясь, словно о давно решенном, молвил Олег. — У него, как поговаривают, красный товар имеется. Как раз впору нашему молодцу!
— Это о Ефросинии, сестре Владимира Ярославича, речь идет?..
— О ней самой. Ей, по слухам, сейчас шестнадцатый… В самом цвету девица. И чем не пара нашему витязю?!
— Пара.
— Ну, раз даже младшенький сказал, что пара, — улыбнулся Олег, — то, братец Игорь, мешкать не станем… засылаем сватов да готовимся к свадебке.
Княгиня Агафья Ростиславовна, сидевшая с детьми и боярышнями на другом краю большого стола, в разговоре участия не принимала, но по тому, как хитро поблескивали ее очи, как время от времени лукаво метался в сторону Игоря ее взгляд, даже Всеволоду стало понятно, что она давно в сговоре с Олегом в этом важном для путивльского князя деле. И, вообще, мысль оженить Игоря, возможно, родилась как раз в ее головке, надежно прикрытой светлым шелковым убрусом, поверх которого вместо короны скромно красовался золотой обруч.
Свадьбу Игорю играли не в Путивле, а в Новгороде Северском. Играли весело, шумно. С песнями и плясками. С гуслярами и гудочниками, с дудочниками, сопельщиками и скоморохами, звеневшими бубенцами, стучавшими в бубны и цимбалы. Играли целую седмицу. С раннего утра и до позднего вечера или, как любили повторять, от звездочки и до звездочки.
Сколько снеди было съедено, сколько медов да вин выпито — целому городу бы на год, а то и на два хватило! Но тут, как водится, не журись кума, открывай закрома, выметай кладуши — выноси, что лучше, и что есть в печи — все на стол мечи, чтоб про этот пир говорил весь мир. Все тут званные — все желанные. А если запасы в княжеских скарбницах малость поубавились, то не беда — все наживется-наладится. Лишь бы свадьба не только Игорю да Ефросиньи-красе запомнилась, но и всему люду северскому, для которого выкатили из княжеских подвалов бочки с вином заморским да целого быка зажарили, не говоря уже о птице бесчисленной. Лишь бы молодым жилось да миловалось, да в сынах-наследничках скудности не было. И не беда, если отдельные гости, забыв меру в естве и питии, потом будут маяться животами. Помаются, помаются да и оклемаются. Ибо что за свадьба, если на ней и не сыт, и не пьян, и на кулачках ни с кем не померился, и из носа юшка красная не бежала. Горе горькое — а не свадьба! Год пройдет — вспомнить будет нечего. Так на Святой Руси не должно быть!