Давно хмурое, как осеннее плаксивое небо, забывшее свет улыбки, лицо князя от приятных воспоминаний посветлело, порозовело, разгладилось. Даже морщин, избороздивших, словно шрамы, чело, поубавилось.
Майор Реутов в понедельник пришел на работу, как и положено руководителю его звена, на полчаса раньше начала рабочего дня. Зашел в дежурку. Поздоровавшись, молча выслушал доклад оперативного дежурного, просмотрел сводку происшествий по городу, отписал материалы на исполнение. Потом поднялся в свой кабинет, расположенный, как и кабинет начальника отдела, на втором этаже. Открыл, проветривая помещение, створки окна, вместе с не очень-то свежим воздухам впуская шум улицы: урчание моторов, визг тормозов, перестук трамвайных колес по рельсам, особенно громко на стыках. Здание первого отдела милиции стояло рядом с трамвайными путями, соединяющими Казацкую с Барнышовкой, Стрелецкой и улицей Литовской.
«Хотя бы забор, что ли поставили, как у соседей комитетчиков, — отреагировал он с раздражением на уличный шум. — У них шума постороннего, пожалуй, куда меньше… за забором то».
На улице Добролюбова, где находился первый отдел городской милиции, располагалось и добротное массивное кирпичное здание УФСБ — Управления Федеральной службы безопасности по Курской области. Правда, через два квартала. И было ли там шумно или же нет, Реутов не знал, да и не мог знать. Комитетчики, или эфэсбэшники по новым временам, его к себе, слава богу, не приглашали. Если им нужно было о чем-то переговорить по смежным проблемам, то встречались либо на его территории, либо на нейтральной.
Настроение было ни к черту. С супругой не помирился, раскрыть преступление в областном краеведческом музее «по горячим следам», несмотря на предпринимаемые им и сотрудниками отдела меры, не удалось; выходные дни были бездарно ухлопаны. Голова как болела, так и болит, правда, уже от забот, связанных с разбоем. И начало новой недели не предвещало ничего хорошего: вот-вот начнутся звонки из руководящих кабинетов с одним и тем же вопросом: «Почему до сих пор не раскрыто преступление?» Словно раскрыть неочевидное преступление — это стать за токарный станок и выточить деталь по заданным параметрам. У токаря с железяками и то не всегда получается, порой и брак бывает… А тут дело с тончайшей материей — человеческой психологией, клубком всевозможных отношений, из которого торчит не один конец нити, чтобы, дернув за него, размотать и раскрыть, а множество. И неизвестно, за какой потянуть… Какой приведет к пустышке, а какой хоть к какому-то положительному результату, пусть даже промежуточному.