Так я и сидел на кухне чуть не всю ночь, и только чувствовал — что-то этой ночью должно случиться, и не ошибся. Было, наверное половина первого, когда внезапно началась большая суматоха. Я услышал его кашель, а потом — как она побежала в коридор и начала звать меня по имени.
Я продолжал сидеть, как ни в чем не бывало, и ждать, что будет дальше.
Очень скоро она спустилась на кухню, наполнила кувшин водой.
— Ты что, не слышал, что я звала тебя, Цыпленок? — спросила она.
Я продолжал сидеть и смотреть на нее. На ней было только шелковое белье, отчего у меня в голове всплыла надпись на стене туалета на мемфисской автобусной станции. Девушки, конечно, носят чудные французские трусики, а парень, что писал там, мысленно представлял себе девушку, сложенную, как Мэртл.
Она наполнила графин водой и поставила его на стол.
— Лоту плохо, — сказала она мне.
Я не сказал ничего.
— Ему, кажется, очень плохо. Я хотела вызвать врача, но он сказал, что утром все будет в порядке.
Я опять ничего не сказал.
— Что с ним? — спросила она меня через какое-то время.
— Чахотка, — ответил я ей.
Она сделала вид, что шокирована.
— Это плохо? — спросила она.
Я рассказал ей, что в мемфисской больнице у него уже вырезали одно легкое, потому что рентген показал, что оно все съедено болезнью.
— Почему мне никто об этом не сказал? — спросила она.
Она посидела там и немного похныкала, я молчал и продолжал смотреть на нее.
— Не везет мне, — сказала она. — Вам не понять, как это бывает с нами, с женщинами. Я работала в магазине бакалеи в Билокси.
— И что вы хотите рассказать, — спросил я, — историю всей вашей жизни?
— Нет, — сказала она. — Просто хочу кое-что сказать. Я тогда была худенькая, не красила волосы и была очень привлекательна. Мне тогда было пятнадцать, и я не гуляла с мальчиками. Я была хорошенькая, как любая девочка в моем возрасте. И вы можете себе представить, что произошло. Управляющий магазином стал все время ходить мимо меня, и каждый раз касаться моего тела. Сначала руки, он каждый раз слегка щипал меня за руку, потом плечи, потом дело дошло до ягодиц. Я рассказала об этом подружке. Она мне посоветовала делать вид, как будто я ничего не замечаю, просто попытаться игнорировать это, может он потом и перестанет. Но она не знала Чарли. Он стал щипать меня сильнее и крутиться рядом все дольше. Что мне было делать? Не замечать этого? Я сказала подружке, она мне опять посоветовала отвести его в сторонку и честно поговорить с ним. Сказать ему, что к такому поведению не привыкла. Я так и сделала. Я пошла к нему в кабинет позади магазина. Была суббота, после обеда, в середине лета. Я сказала: «Мистер Портер, думаю, что вы ведете себя нечестно и некрасиво». «Что вы хотите этим сказать?» — спросил он у меня. «Мне кажется, — сказала я, — вы пользуетесь своим положением и позволяете себе вольности, которые мне не нравятся, потому что я получила приличное воспитание». Но Чарли только ухмыльнулся. Он подошел ко мне и положил свои руки мне на ягодицы. «Вы это имеете в виду?» — спросит он меня. Потом он меня поцеловал. А потом со мной было покончено. Я пыталась бежать, Чарли стал меня толкать в другую сторону. Он закрыл дверь кабинета прижал меня к большому столу и силой овладел мною. Он лишил меня девственности прямо на этом столе. Ему было около сорока, рыжие волосы были уже с проседью. Вы знаете, о ком я говорю, о типе людей, которые, как здоровые быки, и я влюбилась в него. Должна сознаться что он сделал меня счастливой в то лето, и память о нем — до сих пор самое ценное, что у меня есть. Говорят, что с девственностью теряешь и сердце. Ничего не могу сказать. Многим девушкам это сначала не нравится, но я должна сознаться, что мне понравилось с самого начата.