– Не понял я, с чего ты начал ему деньги давать. Нет, нищету я заметил, ну так в Агане таких много.
– Знаешь, – допив взвар, сконфуженно пробормотал Зак, – я сам от себя не ожидал. Просто, когда копался в его голове… Приятного, надо сказать, мало… Он ведь думал, что я его убивать буду, и был к этому готов. Только детей жалел, особенно того, неродившегося. А потом я вспомнил… Тала рассказывала одну историю из книжки… Жрец накормил бродягу, а тот его обокрал и сбежал… И вот этот жрец, у них называют – «священник», его догоняет. Бродяга ждет, что все, тюрьма, палач, а старик ему ложки протягивает, серебряные… Ты, говорит, это взять забыл. Я тогда с Талой спорил, что так неправильно, а сегодня подумал – может, и в самом деле это единственный путь сделать из него человека? И еще старушка… Она ведь очень одинока, а там дети… Ну скажите, что я дурак. Я сам так думаю. Только ничего лучше в тот момент в голову не пришло.
Но все дружно промолчали и, стараясь не поднимать на сотрапезников взглядов, усерднее налегли на еду.
Шторм усиливался с каждым звоном. Давно было непонятно, утро сейчас или уже вечер. Давно не было ни неба, ни солнца, неистовые порывы урагана мчали куда-то тяжелые черные тучи, почти задевая верхушки оставшихся мачт. Буйная темная вода накатывала огромными волнами, угрожающе нависала над чудом уходившим от нее и несшимся в неизвестность корабликом. На нем давно не было парусов и половины мачт, все выиграл в нечестной игре шторм и жадно утащил в исполинских лапах.
Борта почти потерявшего управление судна беспрестанно трещали под ударами волн, матросы выбивались из сил, выполняя бесполезные приказы капитана. Маги, спустившись в трюм, пытались зарастить открывшуюся старую пробоину. Капитан судна пожалел денег на хороший ремонт, понадеявшись на свое везение и опыт, а жидкая заплатка в решающий момент подвела, развалившись под напором стихии. Несколько матросов лихорадочно работали рядом с пассажирами, откачивая воду и перетаскивая подальше от дыры наиболее ценные товары.
Здесь, в мокрой тесноте, освещенной лишь подвешенным Хабером светлячком, было еще страшнее, чем наверху. Борта так сильно накренялись, что каждый раз казался последним. Вот еще чуть-чуть, и дно станет потолком, и уже никто не сумеет им помочь выбраться из этого трюма. Потом судно на миг выравнивалось, сердце делало удар, и дно начинало стремительно уходить в другую сторону.
Пробоина медленно затягивалась, тугие побеги сплетались так тесно, что не оставляли воде ни малейшей щелки, и казалось, победа уже близка, когда раздался страшный удар и треск ломающихся досок. Матросы, старавшиеся держаться поближе к трапу, ринулись наверх, пиная и отталкивая друг друга.