— Были ли у нее друзья среди студентов? Люди, возможно осведомленные о ее некрофильских склонностях?
— Как я вам уже говорил, я не вмешиваюсь в личную жизнь моих студентов.
— Вы можете достать для меня список ваших учеников с девяносто четвертого по девяносто шестой год?
— Боюсь, он окажется слишком длинным. Спрошу у секретарши… Я вас покидаю, комиссар. Время мой главный враг, и с возрастом он становится все сильней.
— Может случиться, я приду снова.
— В таком случае назначьте встречу заранее…
Истина раскрылась. Приёр увязла в непристойности, замуровала себя в темных углах факультета, продолжая еще больше уродовать себя. Покинув стены факультета, она распрощалась с ужасом, изменила свою жизнь, внешний вид, отказалась от патологии, закопав ее в затененных глубинах своей души. Пыталась ли она тогда излечиться от недуга, который отравлял ее существование и заставлял жить с постыдной тайной?
Убийца обнаружил ее игру. И начал действовать через пять лет, когда она почувствовала себя в безопасности, живя своей маленькой упорядоченной жизнью. Своей монеткой он вернул ей сдачу, причинив непереносимое добровольное страдание. Око за око, зуб за зуб. Сделанный Элизабет Вильямс анализ оправдал себя, все сходилось. Убийца играл на двух разных досках.
Все сходилось, но ничто не приближало меня к нему. В парижских сумерках он был свободен, как орел, парящий над широкими охотничьими угодьями. Он выслеживал, играл, молниеносно ударял — и снова исчезал в кровавом тумане. Он повелевал смертью, он повелевал жизнью, он повелевал скрещением наших судеб…
* * *
Время ступить в мир боли пришло одновременно с пленительными испарениями ночи. Весь Париж будто озарился кишением светлячков.
Неподалеку от метро «Севастополь». Асфальтовый коридор для торговли сексом, несколько машин припарковано вдоль тротуаров, ряд тусклых, облупленных фонарей, едва пробивающих мрак. Тени, шныряющие в закоулках второго округа, сгорбленные спины в плащах, руки в карманах, взгляды опущены в землю. Две-три девицы подпирают стены, вонзив острый каблук в трухлявый кирпич фасада.
По дороге Фрипет в последний раз наставлял меня:
— Не разговаривай, главное — никаких вопросов, я сам всем займусь. Если они узнают, что мы хотим сунуть нос в их дела, за пятнадцать минут мы получим больше ударов, чем за пятнадцать раундов против Тайсона. Надеюсь, ты не взял с собой свою пушку? И полицейское удостоверение? Нас обыщут.
— Нет, все в порядке.
— А документы?
— Они при мне.
— Отлично. Ты заткнешься и будешь только смотреть. Напялишь на лицо кожаную маску, как самый отпетый сексуальный садист. Все шито-крыто. ОК?