Тем июньским утром я проснулся в четыре тридцать, оделся, на велосипеде проехал к северному побережью Колониал-лейк, где в темноте стоял грузовик со свежими номерами «Ньюс энд курьер» и дожидался меня. Я брал толстые пачки газет, туго перетянутые резиновыми ремнями, и засовывал в объемистую сумку, которая висела у меня через плечо. Я все делал быстро и ловко. Вот уже три года я развозил газеты. В свете фар виднелся затылок Юджина Хаверфорда, он записывал то ли адреса новых подписчиков, то ли жалобы старых. Юджин закуривал уже вторую сигару за утро, его дыхание доносило до меня запах бурбона «Четыре розы». Хаверфорд полагал, что запахом сигар можно перебить запах виски, которое имел обыкновение пить с утра пораньше.
— Примет, Лео, мой глубокоуважаемый чарлстонский друг! — сказал мистер Хаверфорд. Говорил он так же медленно, как двигался.
— Здравствуйте, мистер Хаверфорд.
— У меня для тебя два новых подписчика. Один на Гиббс-стрит, другой на Саут-Бэттери. — Он вручил мне две бумажки с адресами, написанными крупными буквами. — И еще есть одна жалоба. Эта чокнутая с Легар-стрит утверждает, что не получала газет всю неделю.
— Мистер Хаверфорд, я отдаю ей газету прямо в руки. Только она все забывает.
— Столкни ее с крыльца — и дело с концом. Из всех подписчиков только она жалуется на тебя.
— Она живет одна в таком большом доме. Ей очень страшно. Думаю, ей скоро понадобится помощь.
— Откуда тебе это известно, мой почтенный друг?
— Я всегда присматриваюсь к клиентам. Это часть моей работы.
— Наша работа — доставлять новости со всего света к их порогу! Не так ли, мой почтенный друг?
— Да, каждый божий день, сэр.
— Опять мне звонила твоя инспекторша из полиции. Я сказал ей то же, что и всегда: ты лучший разносчик газет, которого я встречал за тридцать лет своей работы. Я сказал ей, что нашей газете крупно повезло с тобой.
— Спасибо. Скоро срок моей пробации[3] закончится. И вам больше не будут звонить из полиции.
— Твоя старуха тоже звонит каждую неделю, прямо как иголка в жопу впивается.
— А вот мать, наверное, будет звонить вам до конца жизни.
— Но только не после того, что я ей сказал вчера. Тебе восемнадцать лет, Лео. Взрослый мужик, я так считаю. Твоя мать упертая зараза. Не в моем вкусе. Она спросила, хорошо ли ты справляешься со своими обязанностями. Так и спросила, между прочим. Знаешь, что я сказал ей, Лео? Слушай, что я сказал. Если б у меня был сын, сказал я, а его у меня нет, то я мечтал бы, чтобы он точь-в-точь походил на Лео Кинга. Точь-в-точь, до последней черточки. Так и сказал, слово в слово.