— Мечты — это стон разума, запертого в материальную оболочку, это томление бренного тела по высшим сферам, в которые нет иного пути, кроме как через творчество. Одно лишь творчество способно освободить разум от цепей материальной повседневности и вознести его к звездам.
— Хватит батон крошить, мистер Хемингуэй. Мечта есть у каждого.
Я самым невежливым образом обрываю великолепную тираду.
— Вы меня утомили. — Гордон поворачивается к Люси, давая понять, что со мной не желает иметь ничего общего. — Люси, где вы отрыли эту безмозглую тлю?
Все мои силы уходят на то, чтобы не заехать ему ногой по яйцам. Справиться с этим желанием очень помогает мысль, что яиц у таких типов не бывает по определению, а значит, незачем делать лишние движения. Будь я на седьмом уровне, я бы тотчас превратила предполагаемые яйца в ледяные шарики. Люси спешит на помощь. Один взмах ресниц — и писатель-фантаст преображается. Скуки в глазах как не бывало. Теперь и Ви годится в собеседники.
— Так о чем вы мечтаете?
— О рецензии.
— О какой конкретно рецензии?
— На обложке моей книги. Я хочу, чтобы рецензию написал Сэлинджер. Одобрение гения — все равно что торговая марка, своеобразный знак качества.
— Ну, раз вы больше ничего не хотите…
Черт, просто обидно, до чего эти мужчины примитивно устроены. Даже помечтать толком не умеют. Никому не нужна власть над миром, никто не покушается на старинные клады. Всем подавай модную сумку или рецензию на обложке. Измельчали люди, что и говорить.
— Сэлинджер ведь жив? В смысле, если он уже умер, дело будет несколько труднее уладить, хотя ничего невозможного для нас нет.
— Живехонек, но рецензий не пишет принципиально. Имидж у него такой.
Люси смотрит на меня сверху вниз и улыбается, будто мысли читает (последнее весьма вероятно). Она снова меня проверяет. Блин. Гордон — баран, он вообще недостоин души. И забрать ее будет элементарно. Я верну себе возможности третьего уровня и великолепную задницу, а он пусть пятистопником расписывает ощущения от прыща на собственной заднице. В конце концов, я же не собираюсь провести остаток дней в неравной борьбе с дьяволом?
— Гордон. — Я обнимаю фантаста за плечи. Люси еще не успела прочитать мои мысли, она в замешательстве. — Гордон, вы графоман. Ваша писанина — полный отстой. Если судьба будет к вам благосклонна, вы закончите свои дни в Канзасе, штатным корреспондентом какого-нибудь «Вестника Уичито». Мистер Сэлинджер не уделит вам ни минуты своего драгоценного времени. Мои соболезнования.
Ковел гордо удаляется, стараясь топать как можно громче. Мы с Люси остаемся одни.