— Моя сейчас далеко, в Забайкалье осталась. А Орлов прав: фашист в любой момент может появиться. Поэтому глядеть надо в оба.
Сказал и тут же сам себе мысленно признался, что это больше для порядка. Желание танкистов и мне понятно. Прохлада озер и речек, убегающих назад то справа, то слева, притягивает взгляды бойцов, рождает ну прямо-таки детское нетерпеливое желание взять да и бултыхнуться в чем есть в воду. И плыть, плыть без конца.
Замолкли на минуту танкисты. Ведь у каждого где-то своя дивчина осталась. А впереди — через день, через два — бой. Первый настоящий, а не учебный бой. О том, что он может оказаться и последним, думать не хочется. Волнует другое: как поведут себя в бою люди?
Сказал-то я о бдительности для порядка, но слова мои оказались вещими. Вот высоко в чистом небе появились четыре маленьких черных крестика. Отсюда, с земли, они чем-то стрекоз напоминают. Идут прямо на нашу колонну. На передних танках замахали флажками. Это сигнал «Воздух». Значит, самолеты не наши.
— В танк! Закрыть люки! — командую Горюнову и Орлову.
Наводчик скрывается в люке сразу, а вот командир башни лезет медленно, все смотрит в небо, ворчит:
— Чего они нам сделают? Танк с такой высоты и разглядеть-то нельзя, не то что попасть в него…
А «Юнкерсы-88» (это вроде они, учились же мы различать самолеты вероятного противника по силуэтам) уже почти над самой колонной. И то ли ворчание Горюнова подействовало, то ли я сам тоже не верил, что самолеты именно на нас летят, то ли просто из любопытства, но в танк я не полез, остался наверху. Как, впрочем, кое-кто и на других машинах. И вдруг от каждого «юнкерса» отделилось по крошечной капельке. В воздухе начал нарастать пронзительный противный свист…
Много раз потом придется мне побывать под бомбежками и артобстрелами; немало бомб и снарядов будет свистеть над головой и падать рядом. Забегая вперед, скажу, что за всю войну я так и не смог привыкнуть спокойно переносить их противный свист. Но тот, первый, запомнился особенно. Наверное, потому, что это было первое ощущение настоящей войны и настоящей опасности.
Появился ли страх? Да, появился. Но было и другое чувство. Это сознание того, что на тебя, политрука, смотрят сейчас рядовые танкисты, по тебе равняются. Конечно, это не значило, что мне следовало бравировать, демонстративно не обращать внимания на приближающуюся опасность. Главное не паниковать, не растеряться, не показать и виду, что тебе боязно. «Выдержка, товарищ политрук, и еще раз выдержка!» — приказываю сам себе. Еще раз спокойно, неторопливо продублировал команду: «Всем в танк!» И только потом, когда краем глаза увидел, что с соседних башен людей как ветром сдуло, метнулся в нишу за башней (был в башне Т-26 такой выем, предназначенный для отката орудия при выстреле).