Шли в расположение батальона молча, осмысливая услышанное. Невольно рождался вопрос: почему же так далеко прошел враг, когда успел? Но тут же недоумение сменялось твердой уверенностью: «Ничего, выдюжим! Ведь подтягиваются главные силы Красной Армии. Они-то и скажут свое окончательное слово».
Остаток ночи ушел на подготовку батальона к бою. Командиры изучали по картам маршруты выхода на исходные рубежи и рубежи развертывания в боевые порядки, ставили конкретные задачи подразделениям. Политработники беседовали в экипажах, поднимали боевой дух бойцов.
Уже вторая половина ночи, но никто почему-то не спит. Слышу, как тихо переговариваются между собой механик-водитель и командир башни:
— Ну, мы ему завтра дадим прикурить…
— Не завтра, а уже сегодня…
— Оно и верно. Вот-вот светать начнет…
— А бомбочку ту мы ему припомним…
Так начинался для нас пятнадцатый день войны.
Ранним утром 6 июля мы пошли вперед. Большое колхозное поле с неубранной рожью стало местом нашего боевого крещения.
…Танки врага вынырнули из-за перелеска у дальнего его края. При виде их, наверное, не у одного меня гулко и часто заколотилось сердце. Вот оно! Начинается! Чтобы успокоиться, стал считать фашистские танки. Один, два, три… пять… семь…
— Сколько же их!.. — воскликнул прильнувший к смотровой щели Орлов. — Ну, гады, держитесь!
Заученным движением он выхватил из боеукладки снаряд и дослал его в казенник. Нетерпеливо сказал мне, сменившему Горюнова у прицела:
— Давайте, товарищ политрук. А то они упредят нас.
— Погоди, Орлов, погоди, пусть подойдут ближе…
Только ведь и у меня нервы на пределе. Не выдержал, едва прицелившись, нажал на спуск. Привычным звоном отдался в башне выстрел, дернулась, откатываясь в нишу, пушка. Но на выбранной мной цели — никаких следов попадания. Фашистский танк идет как ни в чем не бывало. Нахально идет, прямо на нас. И на кончике ствола точно спичка вспыхнула. Бьет, гад! По нам, наверное.
— Промазал, — вырвалось у меня с досадой.
— Готово! — отозвался действовавший без заминки Орлов.
— По-моему, недолет, — скорректировал первый выстрел Евстигнеев.
Теперь в прицел не только танк виден совершенно отчетливо, но даже крест на борту различается. Подводя к нему перекрестие, как-то автоматически проверил по шкале дальность до цели. Нажал на спуск и, еще не успев ничего разглядеть за вспышкой выстрела, услышал позади счастливые голоса Орлова и Евстигнеева:
— Есть!
— Горит, гадина!
И тотчас снова лязгнул замок орудия, проглатывая очередной снаряд. Мой экипаж делал свое дело, не ожидая команды.