— Отлично, он вышел из операционной, — прошептала одна из хирургических сестер. Схватив Милли за руку, она провела ее по коридору и повернула направо: — Запомните, он блондин с обвислыми усами.
— Ясно. — Милли опустила голову гориллы на место.
— Готовы?
— Готова.
— Можете в нем дышать?
— Не очень, нет.
— Ладно, ничего страшного, — захихикала медсестра. — Давайте, вперед!
Это была не работа, а мечта. Джеймс, хирург-регистратор, чей день рождения отмечали сегодня, был славным малым. Сорок с лишним его больничных коллег, которые умудрились набиться в кафетерий, гикали, свистели и аплодировали всему подряд. Милли казалось, что она выступает на сцене. Она каталась на роликах вокруг Джеймса и зачитывала уморительный текст. Очевидно, его шутливое содержание значило гораздо больше для его коллег, чем для Милли, поэтому все хохотали до упаду. Затем появился десяток или около того фотоаппаратов и засверкали вспышки, похожие на салют, а Милли тем временем вручала Джеймсу футболку с надписью: «Я клиент Кемпа» и бутылку дешевого игристого вина. Она сняла голову гориллы и поцеловала Джеймса в щеку. Он подхватил ее на руки, немного покружил и сказал, что никогда еще не видел гориллу со светлыми кудряшками. Затем, вернувшись на твердую почву, Милли организовала из присутствующих хор, исполнивший «С днем рождения».
Снова защелкали фотоаппараты. Ей снова сказали, что она отлично справилась. И одарили продолжительными аплодисментами. Она была уже не здесь, она была звездой мюзик-холла, которую публика вызывала на бис после аншлагового представления в лондонском «Палладиуме».
— Это был мой дебют, — счастливо поделилась Милли с Джеймсом перед уходом.
— Не беспокойтесь, — успокоил Джеймс. — Мы нашим пациентам никогда не говорим об этом. — Он усмехнулся. — Они почему-то предпочитают не знать.
Милли вернулась домой к четырем часам, все еще на седьмом небе от полученного заряда адреналина. Ей стоило большого труда не поддаться искушению вымыть голову (голова гориллы совсем примяла волосы), поправить макияж, встретить Хью у дверей и порадовать новостью, что она вернулась раньше, а потом поведать историю замечательного триумфа.
Но именно такого поведения можно было бы ожидать от девушки, которой настолько недоставало таланта обольщения, что она специально оставила свой лучший кружевной бюстгальтер на полу его машины.
Именно это и сделала бы Эстер.
Я не должна открывать входную дверь, когда он появится, поклялась себе Милли.
Или окно.
Хью опаздывал. Он не собирался приезжать. Он осознал, что не сможет расстаться с ее неотразимым красным бюстгальтером, прекрасно сконструированным и с дополнительными прокладками, фантазировала Милли. Может, он сам захотел его носить.