16
Пройдя в Хитроу таможенный досмотр, Петра позвонила по телефону. Ответил знакомый голос; ей было приятно его слышать.
– Да?
– Это… – Кто она теперь для него? Понадобилась пара секунд, чтобы вспомнить. – Это Стефани.
– Ах да. Как у тебя дела?
– Это я хочу узнать у вас. Могу я приехать прямо сейчас?
– Где ты?
– В Хитроу.
– Да, без проблем. Жду тебя у себя через час.
Она поехала на метро. Прижавшись лбом к грязному окну, наблюдала, как за ним мелькают предместья Западного Лондона. Ее по-прежнему терзали сомнения. Что пошло не так? Почему Марин внезапно нацелил на нее пистолет? Из-за Мехелена? Вряд ли. В конце концов, это Александер, выдав себя за Петру Рейтер, связался с Марином, а не наоборот. Возможно, она сама допустила ошибку, которая ее выдала… Петра попыталась вспомнить свой разговор с Марином. Увы, в голове остались лишь какие-то несущественные его фрагменты.
Да, Марин был чудовищем… правда, в то же время и человеком. На его совести больше смертей, чем можно себе представить. Но он также был мужем. Причем трижды. А также отцом пяти детей. А Феррейра? Были ли у него жена и дети? Если нет, все равно он чей-то сын или же брат. Горе было цепной реакцией; через Марина и Феррейру Петра затронула жизни множества других людей.
Она чувствовала себя подвешенной между двумя разными личностями – той, кем когда-то была, и той, кем ей полагалось быть сейчас. В Рио она была Петрой. Сейчас, пусть лишь временно, снова превратилась в Стефани – растерянную, одинокую, уязвимую, что было нетипично для Петры. Но больше всего ее тревожило то, с какой легкостью она была Петрой, сколь естественно чувствовала себя в этой роли. Она действовала на автомате, верно и точно, как учил ее Бойд, как требовал от нее Александер. Лишь теперь, после того как все было позади, она ощущала эффект своих действий. То, что она лишь чудом осталась жива, приводило в ужас ту часть ее, которая была Стефани, и наполняло приятным волнением ту, которая была Петрой.
На остановке Грин-парк она пересела с линии Пиккадилли на Юбилейную и доехала до Бонд-стрит, откуда пешком дошла до Джордж-стрит. Доктор Брайан Резерфорд, как обычно, был рад ее видеть – худой, с волосами с проседью и желтоватым лицом, одетый в мешковатый твидовый костюм, какие любили носить герои британских фильмов пятидесятых годов. Он провел ее в кабинет, где Петра разделась до пояса. Увидев швы на ее боку, вопросительно поднял брови:
– Кто это сделал?
– Я сама.
– Приятно слышать. Не хотелось бы думать, что это дело рук врача – независимо от того, в какой части мира тот живет.