. Она развела руками.
– Каких слов ты от меня ждешь? Что, по-твоему, я должна сказать?
– Послушай, я знаю, что в последнее время происходят какие-то странные вещи. Я ни разу не поднимал эту тему. Но не кажется ли тебе, что пора рассказать мне все как есть?
– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.
– Именно. В этом-то и вся загвоздка. Как я могу тебе помочь, не зная, что…
– Ты в любом случае не можешь мне помочь.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что если б я думала, что ты можешь это сделать, то давно дала бы тебе такую возможность.
– Я подумал, что после прошлой ночи чуть больше откровенности…
– Значит, ты ошибся.
– Ради бога, Марина! Я пытаюсь тебе помочь!
– Ты что, не слышал меня? Ты не можешь!
– Так дальше продолжаться не может.
Петра застыла как вкопанная.
– Ты это к чему сказал?
– К тому, что это полный абсурд. Ты ничего не говоришь, я же схожу с ума, пытаясь понять, где ложь, а где правда.
Ей не хотелось прибегать к лобовой атаке как средству защиты, однако некая невидимая, но хорошо знакомая сила неумолимо тащила ее в этом направлении.
– Ты думаешь, что это мне самой нравится?
– Откуда мне знать?.. Но даже если ты скажешь, что нет, как я пойму, что ты говоришь правду?
– Не смеши меня, Фрэнк, – возразила Петра. Его сарказм задел ее за живое. – Это просто курам на смех.
– Вообще-то, это правда.
Серьезность его голоса лишь подлила масла в огонь.
– В таком случае не вижу смысла продолжать наши отношения. Если ты не доверяешь мне…
– Ради бога, Марина. Послушай, что ты говоришь! Как я могу доверять тебе, если знаю, что ты мне лжешь?
* * *
Десять минут седьмого холодным серым утром, а я уже на грани нервного срыва. По крайней мере, у меня такое ощущение, хотя кто знает… В прошлом со мной таких моментов не случалось. Наркотики и алкоголь заменяли боль химическим забытьем. Теперь же я лицом к лицу с забытьем голым. Я раздета до самых костей. Марина против Петры, против Стефани.
Не знаю, правильно ли я поступила, уйдя от Фрэнка и хлопнув дверью. Нам нужно было поговорить. Мне нужно было поговорить. Но ведь я все равно была бы вынуждена ему лгать. Так что, может, это даже к лучшему. Интересно, спит ли он сейчас? Очень хочется надеяться, что нет, что наша размолвка отняла у него сон. Впрочем, в следующий миг я становлюсь противна самой себе. Как можно быть такой эгоисткой? Почему он не должен спать из-за меня? Ведь это моя вина. Почему он должен страдать больше, чем уже настрадался?
У меня пропало всякое желание мстить за мертвых, мне больше не надо ни справедливости, ни возмездия. Я просто хочу спать. Мне всего двадцать три, а я уже устала от жизни.